— Если бы я был Гарри Поттер, я бы ее вылечил… я бы нашел волшебное средство…

— Конечно, Давид, но в жизни все не так просто…

— Она умрет?

Ее сын… Давид говорил с Жосом. Почему их голоса доносятся до нее словно с другого конца длинного коридора или как через дверь?.. О ком они говорят? Кого Давид хочет вылечить?

Одри приоткрыла глаза — со странным ощущением, что возвращается в свое тело после долгих скитаний по каким-то бесконечно разветвляющимся светлым коридорам, — и тут же снова закрыла: луч слишком яркого света буквально вонзился в ее мозг, хотя она все еще продолжала пребывать в мягком умиротворяющем полузабытьи. Несколько мгновений она пыталась возобновить контроль над собственным телом, испытать какие-то физические ощущения, но огромная давящая усталость делала ее нечувствительной к любым проявлениям реальности. Она ощущала только вялость во всем теле и какой-то легкий дискомфорт в руке и в спине, выше поясницы. Почему она чувствует себя такой усталой, такой приятноопустошенной?.. Ее чем-то опоили? Но чем? Как?

Она снова осторожно приоткрыла глаза, пропуская сквозь ресницы немного света, чтобы к нему привыкнуть. Она увидела белые простыни и какой-то черный ящик, прикрепленный к стене… Телевизор… в больничной палате? Но как она здесь оказалась? Что с ней такое?

Одри шире открыла глаза. Занавески на окнах были задернуты, но она догадалась, что за ними светит яркое весеннее солнце, — какое же сегодня число? — и слегка повернула голову. Жос сидел в кресле и читал газету. Странно, он выглядел гораздо более старым, чем когда они виделись в последний раз. Рядом с ним сидел Давид, двигая взад и вперед ногами: кресло было слишком высоко для него… но и он тоже казался сильно подросшим! Что-то было не так. Мысли и образы мешались у нее в голове. Внезапно она вспомнила боль, отчаянный, животный страх за сына и…

— Мама!

Давид спрыгнул с кресла и бросился к ней.

— Мама, ты очнулась!

— Давид, осторожнее с мамой!

Ребенок застыл на месте, услышав повелительный голос отца. Несколько секунд в палате стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом приборов, тонкими шлангами соединенных с телом Одри. Она смотрела на враждебное лицо бывшего мужа, видела его явную неприязнь, обращенную к сыну… и внезапно резкая вспышка памяти буквально вытолкнула ее в реальность: Лавилль-Сен-Жур… Николя Ле Гаррек… похищение ее сына… лицей «Сент-Экзюпери»… презрительная гримаса Клеанс Рошфор… резкая боль в спине… провал в кошмар. Она была ошеломлена захлестнувшей ее волной эмоций, ужасом ситуации и своей неспособностью к нормальному восприятию: она даже не могла еще ясно видеть, не могла как следует все обдумать…

Давид приблизился к ней, и Одри ощутила неодолимое желание стиснуть его в объятиях и зарыдать от счастья и облегчения. По ее телу пробежала радостная дрожь: несмотря на присутствие Жоса, внушавшее ей ужас, она была безумно счастлива от встречи с сыном.

— Мам, с тобой все в порядке? Ты очнулась? Я так испугался, ты не представляешь!..

Он осторожно поцеловал ее в щеку. Одри хотела пошевелиться, но тут внезапно осознала, что от сгиба руки тянется какая-то трубочка, ощутила слабое электрическое покалывание и какое-то напряжение в пояснице, — хотя мир вокруг по-прежнему был зыбким, а дневной свет — ослепляющим.

— Давид, ты не мог бы позвать медсестру?

Одри вздрогнула — она чуть не закричала сыну, чтобы тот ни в коем случае не оставался наедине с отцом, но слова замерли у нее в горле. Мысли у нее все еще путались, но она понимала, что сейчас не подвергается никакому риску: Жос ничего не сделает после того, как отправил Давида за медсестрой, чтобы мальчик сообщил, что его мать пришла в себя. Вероятно, она пробыла без сознания довольно долго — и Жос, судя по всему, постоянно находился в палате, чтобы быть рядом, когда она очнется.

Давид обернулся к отцу, немного удивленный таким «взрослым» поручением и заметно разочарованный, что приходится уходить от матери.

— Тебе нужно разыскать Жаклин, — настойчиво продолжал Жос, — это такая высокая белокурая дама, которая приходила делать маме укол десять минут назад…

Мальчик нехотя направился к двери. Открыв ее, он обернулся: у Давида был немного подозрительный вид — он, видимо, тоже догадывался, что что-тоне так. Наконец он вышел и сообщил полицейскому, охранявшему вход в палату, что «маме гораздо лучше» и что это «просто супер».

В комнате, наполненной слабым запахом спирта, вновь наступила тишина. Одри слегка кашлянула и тут же почувствовала головокружение. Перед глазами у нее все поплыло. Потом вернулось на свои места.

— Тебе повезло, — подал голос Жос.

Она попыталась сглотнуть — в горле как будто стоял плотный шерстяной ком. Боль в пояснице стала сильнее.

— Очень повезло, — повторил Жос. — Ты могла умереть. Ты должнабыла умереть, — поправился он. — Никто не стал бы вызывать полицию, если бы у тебя оставался хоть крошечный шанс выжить.

Одри закрыла глаза. Ее бывший муж, человек, которого она некогда любила больше всех на свете, — он действительно произнес эти слова? Он сам пытался ее убить?.. Она не знала. Она даже толком не знала, что именно с ней произошло.

— Врач сказал, что ты чудом выжила. И тем большее чудо — что твоя кома продолжалась всего три дня. Так что, пользуясь случаем, сообщаю: твоя операция прошла успешно. Позвоночник не задет, поясница со временем придет в нормальное состояние. Переливание крови тебя спасло. Мозг тоже в порядке. Те пять минут, в течение которых тебя полагали мертвой, не принесли никаких осложнений. Это хорошие новости.