Наступила пауза. Ромул спит, но голос по-прежнему доносится до него. То, о чем он рассказывает, — людские истории — ему неинтересно, но главное, чтобы он звучал не смолкая!

— Гонсалес да Коста был до того неловок, бедняга. Я приводил его в восхищение. А потом он заметил, что жена изменяет ему. И тогда он попросил меня… Ты, конечно, догадываешься, что было дальше… Да, и жена и любовник… Одна пуля, одна-единственная на каждого. Затем меня отыскал мсье Луи!.. И знаешь, эти люди были до того никудышные, что мне, по правде говоря, не жалко было их убивать. Ты-то это понимаешь? Я хочу, чтобы ты понял, потому что мы с тобой могли бы и не оказаться в одном лагере…

Голос смолкает, и Ромул приоткрывает глаза. В чем причина такого молчания, плохо скрывающего волнение? Ромул ощущает на себе его волны. Похоже на холодный ветер, крайне неприятный. Но голос звучит вновь.

— Вас, вашу породу, натаскивают специально против таких людей, как я. Вас учат судить по внешнему виду. Видишь ли, если бы тогда у президента ты заметил меня с двухдневной щетиной на лице и в выцветших джинсах, то наверняка набросился бы. Да-да! Вы на стороне богатых! А между тем, мой славный пес, ты единственная моя родня!

Голос стал чуть слышным. Но сердце забилось сильнее. Смущенный, Ромул закопошился. И на всякий случай лизнул языком в самое теплое место, сжимающее его морду.

Г еще крепче обнимает пса. Голос у него странный, и язык слегка заплетается со сна.

— Видишь ли, — бормочет он, — ты хорош тем, что, как и я… тоже не виноват, верно? И я не виноват. Как ты! В точности как ты! Мы оба ни в чем не виноваты. — Несколько неразборчивых слов теряются в собачьей шерсти, затем Г пытается повернуться, ворча спросонок: — Отодвинься хоть немножко! Задохнуться можно.

Их сон длится долго. Потом наступает молчаливое пробуждение. Почесывая шею, Г отталкивает Ромула. Опускает ногу на пол. Зевает. Смотрит на часы, которые никогда не снимает с руки, и говорит:

— Знаешь, сколько сейчас времени? Семь часов, старина! А ну-ка! Вниз!

Ромул уже на первой ступеньке лестницы. Раздается хриплое тявканье. Пес трепещет от радости. Заглядывает хозяину в глаза и вот уже стоит на задних лапах, положив передние на грудь Г, прижавшись мордой к его лицу, пытается лизнуть, затем возвращается на лестницу и начинает спускаться задом, пятясь как рак, чтобы удостовериться: хозяин следует за ним, и, значит, все в порядке. Затем, распахнув настежь двери, они бегут в сад; прихрамывая, пес носится как угорелый, встречая лаем утренний свет, пение птиц. У него едва хватает времени, чтобы поднять здоровую лапу у изгороди.

Г набивает трубку, наслаждаясь свежестью соседнего подлеска. Может, это и есть лучший момент для проведения опыта? Ромул, весь во власти необычайного обилия запахов, тыкаясь носом в рытвины, петляет по дороге, взяв соблазнительный след, и не замечает, что Г вернулся в дом. Когда же пес понимает, что хозяина рядом нет, он, едва подняв морду, сразу распознает знакомый запах средь едва уловимых дуновений в воздухе и бросается к дому, но тут появляется Г, держа в руках какую-то палку, и Ромул замирает. Ему это что-то напоминает. Г подходит ближе.

— Да, — говорит он, — это мое ружье. Не бойся. Иди понюхай. А теперь смотри, я стреляю в воздух.

Ромул невольно прогибает спину и прячет хвост. Прижав уши, он, захлебываясь, ворчит, сам удивляясь непривычно глухим звукам. Г спешит приласкать его.

— Хороший пес. Молодец. Согласись, это не так уж страшно! Поначалу свист немного поражает. Ну, еще один выстрел.

Ромул вздрогнул, но рука хозяина тут же успокоила его. И он просто чихнул два-три раза из-за маленького облачка сиреневого дыма, вылетевшего из этой штуковины.

— Молодец! Очень хорошо! — говорит Г. — Теперь мы сможем защитить себя. А кто заслужил хорошую косточку? Ромул. Знаешь, мне не очень нравится твое имя. Ничего. Не беда, поищем другое.

Ромул садится прямо перед холодильником и, как только открылась дверца, сует нос внутрь. Но тут же получает затрещину.

— Что за манеры! Нет, ты… Сейчас отправимся в Генруе за продуктами. А пока держи этот кусок голяжки. Чересчур холодный! А ты как думал? Ничего! Обсасывай!

Утро как утро. Но Г так хочется, чтобы все грядущие утра были похожи на это. Вскипятить воду для кофе. Достать чашку. Сахар. Ах, а масло-то… Слышно, как работают клыки Ромула. Дрозд прыгнул на порог. А где-то, склонившись над картой, замер мсье Луи. Хватит колебаний. Пора действовать.

В Генруе Г идет к Неделлеку, последнему оставшемуся в округе шорнику, и заказывает поводок для Ромула, дабы приучить его степенно ходить рядом с хозяином. Ромул натягивает поводок изо всех сил, чуть не задохнувшись. Но после того как его сурово одернули, быстро образумился. И даже согласился сидеть возле кассы, пока Г, раздобыв наконец наличные деньги, расплачивался с мясником за свой заказ.

— Какой красавец! — замечает Жюльен. — Он не злой? Можно его погладить?