Мы пытались расспрашивать знакомых городских магистратов — тех, кто еще не боялся навещать нас. Шепотом, оглядываясь на двери, они объясняли нам, что напряженность между африканским наместником и императорским двором ощущалась уже давно. Жалобы на жестокость и вымогательства Гераклиана просачивались в Равенну в обход сети шпионов и доносчиков, учрежденной им. Контролируя поставки африканского хлеба, он мог наживаться на этом безмерно.

Присланный из Рима патриций Марцеллинус также рассказал нам, что звезда генерала Констанциуса поднималась все выше. Созданная им армия в союзе с визиготами разгромила одного за другим двух узурпаторов в Галлии. Все более и более открыто Констанциус возвращался к политике своего погибшего главнокомандующего. В Италии один за другим исчезали со сцены участники заговора, погубившего Стилихона. Какой же судьбы должен был ждать для себя его непосредственный убийца — наместник Гераклиан?

Как всегда, матрона Юлия узнала последней о надвигавшейся грозе. И узнала самым жестоким образом. Она отправилась во дворец наместника для очередных переговоров о брачном контракте. Вернулась часа через два — ошеломленная, разгневанная, изнемогающая.

— Он заставил меня ждать на улице! Под полуденным солнцем, у ворот! Меня — Юлию Пробу! Ворота так и не открыли… Да знает ли он… знает ли он…

Я боялась, что почтенную даму хватит удар. Уговорила ее лечь в постель. Уверяла, что это какая-то оплошность слуг, привратника. Наверняка до конца дня явится посланец от наместника с объяснениями и извинениями.

Посланец действительно явился. Однако вовсе не с извинениями, а со строгим приказом матроне Юлии прибыть во дворец немедленно. Наместник выражает крайнее возмущение тем, что она посмела вернуться домой, не дождавшись назначенной ей аудиенции.

Но старуха, казалось, утратила способность воспринимать обращенные к ней слова. Что было делать? Умирая от страха, я решила поехать во дворец вместо нее.

Сельские жители иногда останавливают лесной пожар встречным пожаром — нарочно зажигают кустарник между деревней и лесом, чтобы он выгорел и лишил пламя поживы. Так и я пыталась по дороге во дворец отогнать свой ужас перед наместником, вызывая в памяти другие свои страхи.

«Помнишь, как у Деметры три дня была лихорадка и врачи ничем не могли помочь ей? Тоска душила тебя, как крепкая веревка, все эти дни, но потом болезнь прошла и забылась. Или этот шторм на пути в Сицилию? Когда молитвы вылетали из наших ртов вперемежку с блевотиной? Все проходит, стихает, боль утекает из сердца. Потерпи немного — утечет и эта».

Дежурный центурион сразу повел меня во внутренние покои. Когда мы подходили к дверям, выходящим на крытую галерею, я услышала звуки, похожие на конское ржание. Центурион пропустил меня вперед, и я сразу увидела наместника внизу, во дворе, увидела его занесенную руку с плетью.

«А где же лошадь?» — подумала я.

Сделала еще шаг вперед и тогда только поняла, съежилась, замерла.

Два ликтора прижимали к песку полуобнаженного легионера. Его доспехи и шлем валялись рядом. Рубцы на голой спине сочились кровью. Он непрерывно выл и рычал, потом захлебывался, с громким всхлипом втягивал в грудь запас воздуха, и вой продолжался.

Гераклиан обернулся. Наконец-то его выпученные глаза и искаженное бешенством лицо нашли друг друга и слились в правдивый портрет.

— А где же матрона Юлия? Я думал ее порадовать этим зрелищем. Она бы сумела оценить старинную римскую строгость.

Он нарочито медленно поднял руку и нанес несчастному последний удар такой силы, что тот захлебнулся воем, закидывая голову назад, наверх, к небесам.

По знаку наместника ликторы утащили легионера со двора.

Гераклиан поднялся на галерею.

Боль страха растекалась у меня из сердца, как лава, текла вниз по рукам и ногам. Мне казалось, что он способен и меня повалить тут же на пол, сорвать одежду, начать истязать.

— У старушки внезапное нездоровье? Перегрелась под дверью? Ну ничего. Вам тоже полезно знать, как поддерживается дисциплина в военное время. Да-да, это дело решенное. Армия начнет грузиться на корабли через три дня. Пора очистить Италию от варваров и изменников. Помолвка наших отпрысков — по моем возвращении. И пусть ваша дочь выкинет из головы всякие глупости, внушенные попами. Вечная девственность — это не для нее. Ни один священник в Африке не посмеет принять у нее обет. Уж я об этом позабочусь.

Он подошел ко мне вплотную, заглянул сверху в глаза.

— А что насчет вас? Где пропадает ваш муж?

— Он был отозван императором в Италию. Уже почти год тому назад.

— Ха — устроил вам некую репетицию вдовства. Но если он будет так глуп, что замешается в ряды моих врагов, вы можете овдоветь по-настоящему. Не боитесь?

— Мы все в воле Божьей.

— Я тоже вот уже пять лет живу в одиночестве. И сознаюсь, это мне совсем не по нутру. Как вы знаете, я человек дружелюбный и общительный. Мы бы составили неплохую пару.