Шрифт:
Короче, Брежнев говорит: "Зайди ко мне, Галя". Когда она вернулась, я ей: "Добилась того, чего хотела?" А она: "Ты чего? Такой трусливый, что ли?"
– Галя, — говорю я ей, — просто ты в других измерениях живешь. Я совсем не трусливый, но… пойми меня правильно… я не хотел бы подвергаться ненужным разбирательствам.
– Да не волнуйся ты! Отец — нормальный мужик. Все будет нормально.
– Ну, ладно… пора ехать, — говорю, хотя на часах только около семи вечера. А Галя, хотя и не пьяная, но уже слегка выпивши, была,
– …Это она как раз после развода была? — уточняю я.
– Да какой развод?! Она еще не была с Урбановым…
– А вы знаете, что мне Семичастный рассказывал? — не соглашаюсь я. — Рассказывал, что Галя с кем-то там тайно вступила в брак, и поэтому ей пришлось развестись…
– А! — неожиданно вспоминает Кобзон. — Это, наверное, после развода с артистом Милаевым. Я его хорошо знал. Как-то даже в концертной программе вместе работали.
– Нет, — опять возражаю я. — Это история была у нее с Игорем Кио.
– А-а-а… Точно. Это с Кио было, — соглашается Кобзон. — Когда они в Москве поженились и поехали…
– …В Одессу, — продолжаю я. — Там у них сотрудники КГБ изъяли паспорта и вывели штампы о браке… да так, что никакая экспертиза не установит. Так мне Самичастный рассказывал…
– Не-е-ет. Прилетели они в Сочи и поселились в цирковой гостинице. А вслед за ними тут же прилетел самолет с работниками в штатском, которые зашли к ним в номер и потребовали у них паспорта Игоря Кио строго предупредили. Дескать, если что-нибудь подобное повторится, с ним будет другой разговор. Документы забрали, Галя стала возмущаться: "Как вы смеете? Буду жаловаться отцу…" А они в ответ: "Вот мы и выполняем поручение вашего отца. Так что можете жаловаться кому угодно…" В итоге, выдали новые паспорта. И на этом дело кончилось. Так сказать, "кавказская пленница" не состоялась.
– А мне Семичастный говорил, что ему доложили, что штампы о браке из паспортов вывели.
– Нет-нет. Конечно, царство ему небесное, но пусть он не сочиняет… — после небольшой паузы, как бы восстанавливая в памяти, что было дальше, Кобзон говорит, — по дороге от Гали товарищ, который на спецмашине вез меня домой на проспект Мира, сказал: "Иосиф, послушай моего совета. Забудь, пожалуйста, этот адрес. Тебе же лучше будет". Я говорю: "Хорошо, спасибо". И неприятный холод прошел по всему моему телу. Хоть и был я еще довольно "зеленый пацан", однако уже вполне осознавал, что я ей не могу быть парой. Кто я? Еврей… да еще безродный…
– Извините, — перебил я, — но ведь и Виктория Петровна, супруга Леонида Ильича, тоже была еврейкой…
– Ну и что, что она была еврейкой? Они поженились, когда были еще молодыми людьми. А попробовал бы он жениться на ней, когда стал генсеком… Кто бы ему дал это сделать? Вот так закончился мой неожиданный визит в дом Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Леонида Ильича Брежнева…
Много позже, когда Галя пришла в дом Радовых уже с Чурбановым, как-то получилось, что того рядом не было, и она с какой-то обидой, что ли, словно не очень была довольна моим поведением тогда, бросила упрек, что не думала, что я такой трусливый. Она не могла, да и не хотела понять, что подобные советы просто так не давались.
– Вы знаете, Иосиф Давыдович, вы зря думаете, что с вами поступили так, потому что вы еврей. Я со многими поклонниками детей высокопоставленных лиц разговаривал, и всех их предупреждали, независимо от национальности. Я учился в МГУ на одном курсе с Леной Мазуровой. Отец у нее, как вы знаете, был членом Политбюро. И вот ребята, которые пытались к Лене "клинья подбивать", рассказывали, как их предупреждали: дескать, нам бы не хотелось, чтобы у вас были проблемы. На этом все кончалось. Так что вы не думайте, что это касалось только евреев.
– Я не думаю. Я это по себе знаю… Ну да ладно. Дело прошлое. А тогда наш разговор с Галей закончился тем, что я сказал ей: "Галя, тебе все это сложно объяснить. К тому же я женат. И те, кому надо, это знают…" Я отлично понимал: каким может быть представлен мой моральный облик, тем более что моей женой была тогда Людмила Марковна Гурченко. И они с Галей очень дружили. Были очень близкие подруги…
Кстати, здесь самое место рассказать поподробнее о том, как и что у меня было с Люсей… Прошу прощения, с Людмилой Марковной Гурченко!
Как-то я был на гастролях в Куйбышеве. (Теперь это опять Самара.) И ко мне прилетела Людмила Гурченко. Мы жили тогда вместе, но расписаны не были: как-то все времени не хватало, да и не считали это обязательным. И вот после ужина в ресторане, в первом часу ночи поднимаемся ко мне в гостиничный номер (кажется, это была гостиница "Центральная"), а дежурная нас не пускает. Я говорю: "Я — Кобзон". Она говорит: "Вижу". "А это, — говорю, — Людмила Гурченко, известная киноактриса, моя жена". "Знаю, — говорит, — что актриса, но что жена — в паспорте отметки нет. В один номер не пущу. Пусть снимает отдельный и там живет". Смотрю, у Людмилы Марковны истерика начинается, слезы ручьем Что делать? Звоню среди ночи домой директору филармонии Марку Викторовичу Блюмину: так, мол, и так, извините, едем в аэропорт, гастроли придется отменить. Он выслушал: "Приезжайте ко мне". Переночевали у него. Утром, после кофе, он везет нас в филармонию, ведет к себе в кабинет, а там уже ждут — дама из загса, свидетели и все такое. Так он нас с Людмилой Марковной и поженил. А через два года мы расстались.