Играть в водевилях брались многие русские актеры, но овладеть этим труднейшим сценическим жанром удалось единицам. Можно было играть его, лишь обладая от природы той удивительной легкостью, музыкальностью, даром импровизации, кокетливым очарованием, блеском и изяществом, какими обладала Асенкова. И в водевилях более серьезных, где отчетливо сквозили социальные черты, и в водевилях развлекательных, особенно с переодеванием, где героин?? появляется в мужском костюме в порядке мистификации или даже играет мужскую роль, — Асенкова не знала себе равных. Петербургская публика замирала в восхищении, когда артистка пела какой-нибудь куплет, чуть звеня в такт шпорами или показывая ножку:

«Водевиль хорош, хоть в нем толку мало. Водевиль может быть мил и без него, особенно, если играют г Дюр и девица Асенкова», — писали газеты.

Обаяние Асенковой становилось для многих ее зрителей обаянием водевиля. И если бы артистка не сыграла своих лучших комедийных и драматических ролей, а явилась бы только «героиней водевиля», как назвал ее один из современников, она все равно осталась бы тою Асенковой, имя которой звучит сегодня как легенда.

Рядом с именем Асенковой часто звучало имя Дюра. Он стал ее постоянным и главным партнером до последнего дня своей жизни.

Памяти этого своеобразного артиста посчастливилось еще меньше, чем памяти Асенковой: о Дюре не написано не единой книги. Хотя в те дни Кони назвал Дюра «первоклассным актером России».

Жан Батист Дюр, выходец из Лиона — дед будущего актера, — стал живописцем при дворе последнего польского короля Станислава Понятовского. А потом легко поменял кисть портретиста на оружие более опасное и пал, защищая чужого ему монарха. Жизнь его наследника Иосифа Дюра похожа на жизнь Фигаро. Переменив множество городов и профессий, он стал модным дамским парикмахером в Петербурге. В декабре 1807 года у него родился сын Николай Дюр, которому судьба предначертала прославить свою короткую фамилию в истории русского искусства.

В девять лет отец отдал сына в Театральное училище.

Его учили танцу и истории, прыжкам и. географии. Но походы Александра Македонского и климат Африки увлекали его значительно меньше, чем батманы и глиссады. Учитель, Дидло, сразу разглядел в мальчике драгоценные качества таланта: душевность, грацию, лукавство, искренность и совершенную свободу владения своим телом.

Множество исполненных Дюром балетных партий радовали его, но не давали достаточного выхода темпераменту, стремлению выразить себя еще полнее. Тогда явилась идея устроить в дортуарах училища свой ученический театр. «Театр» ставил французские и русские комедии, а Дюр, стройный белокурый юноша, играл в них женские роли, разумеется — комические.

Это, собственно говоря, было обращением к водевилю. И когда учение в Театральной школе закончилось, Дюр вышел на сцену русского театра настоящим универсалом: он прекрасно играл на флажолете (инструмент, родственный флейте) и на фортепьяно, сочинял музыку, пел, танцевал, декламировал. С одинаковым блеском выступал в опере, исполняя ведущие баритонные партии мягким, гибким, чрезвычайно подвижным голосом, играл в комедиях и трагедиях, выступал в балете.

И именно потому, что обладал он самыми разнородными сценическими способностями, Дюр стал королем водевиля, а вскоре удостоился и королевы — Асенковой.

Асенкова нашла в его лице не только прекрасного партнера, но и замечательного товарища. Дюр отличался удивительной добротой и честностью, трудолюбием и скромностью. Все эти качества импонировали Асенковой, сближали ее с Николаем Осиповичем, хотя он был старше ее на целых десять лет Увлекаясь сценической игрой, он превращался в ребенка — как и она. Работал не щадя себя ни в чем — как и она; он сам пометил в записной книжке, что за десять лет — с 1828 по 1838 год — сыграл 250 новых ролей и действовал в 1500 спектаклях. За эти десять лет он получил один отпуск — ¦ на двадцать восемь дней. И провел его в Москве, выступая со своими коронными ролями на московской сцене.

Стремясь запечатлеть его творческий, сценический облик, Федор Кони сделал попытку «разъять алгеброй гармонию» и разложить удивительное обаяние Дюра и его талант на составные элементы. Этими элементами оказались: 1) веселость, 2) разнообразие, 3) любовь к театру, превышающая чувство самосохранения; так же, по мнению Кони, жили и сжигали себя во имя творчества Гайдн, Тассо, Мольер, Тальма… Наконец, 4) совершенное владение голосом, телом, всем своим актерским организмом.

«Большая часть наших молодых актеров, за исключением г-На Мартынова и еще немногих, не умеют говорить, — писал Ф. Кони. — Разговор их похож на монотонный шум колес у парохода…»

Асенковой посчастливилось с партнерами: Дюр и Мартынов «умели говорить» Эти мастера умели превращать даже скучный, заурядный водевиль в веселую, блестящую игру И эта игра захватывала зрителей — всех без различия. И если в очередном водевиле имелась роль повесы, ветреника, молодого волокиты, легкомысленного франта, — никаких колебаний в выборе актера не возникало: для подобных ролей Дюр был рожден, в них он не знал соперников.

Дюр не разоблачал своих легкомысленных героев, не высмеивал их, не подвергал их суду художника, и в этом можно при желании упрекнуть его. Но он блестяще перевоплощался. Он сгущал и поэтизировал краски и напевы самой жизни. И делал это виртуозно.