Когда следующим утром в овраге как тяжелый дым висел такой туман, что в Муонг — Поне из одного дома не было видно соседнего, у хижины французского жандарма и двух его помощников появилось несколько молодых людей. Они проскользнули к лестнице, ведущей в домик на сваях, там они остановились и прислушались. В тишине было слышно лишь дыхание трех обитателей. Тем более, что двое из них явно различались своим специфическим храпом. Счастливый случай — часовой, который всегда сидел на в карауле между сваями под домом, под утро захотел спать и присоединился к двоим другим.

Командир отряда вошел первым. Осторожно отодвинув занавес из бамбуковых палочек, он увидел внутри всех трех спящих. Француз и оба его помощника чувствовали себя в полной безопасности — ведь они были так близко от “крепости” Дьенбьенфу.

Немного позже послышалась пара выстрелов, и потом, как по команде, из своих домов повыскакивали крестьяне. Путь к безопасному холму был свободен. Солдаты помогали старикам тащить их пожитки. Последним жителем, покинувшим Муонг — Пон, была упрямая коза, которую один солдат, ругаясь, тащил в гору на веревку.

Генерал Коньи обменивался яростными радиограммами с главнокомандующим Наварром в Сайгоне. Он настаивал на полной и быстрой эвакуации гарнизона из Лай — Ча, потому что опорный пункт уже окружен и может снабжаться только по воздуху. Но для этого Коньи должен был выделить самолеты, необходимые ему для перевозки оружия, войск и провианта в Дьенбьенфу.

Наварр упрекал Коньи за два уже вылетевших батальона, но Коньи удалось его успокоить. Войска перебрасываются в Дьенбьенфу, чтобы реализовать новую концепцию: помимо необходимых для защиты опорного пункта войск, еще до четырех батальонов должны будут выходить из Дьенбьенфу в тыл противника и проводить там большие операции в духе”коммандос”.

— А что будет с Лай — Чау? — спросил Наварр. Он был недоволен тем, что его концепция защитного барьера, очевидно, оказывалась невыполнимой.

Коньи проинформировал его, что концентрация войск Вьетминя однозначно указывает на подготовку к наступлению. Еще он сказал, что его шпионы сообщают о наличии у вьетнамцев 75–мм орудий.

— В таком случае Лай — Чау не удастся удержать, мой генерал, — объяснил он. — Я потому прикажу оставшимся там силам двинуться по направлению к Дьенбьенфу по тропе Павье, после короткого сопротивления..

— Это же, как минимум, сто километров!

Коньи тоже это знал, но иного выбора не было. Он предвидел засады, но сказал Наварру, что у него отдохнувшие и полностью боеготовые батальоны, кроме того, это в основном наемники — таи, которые также хорошо справляются с трудностями местности, как и их противники. Наконец Наварр удостоил его замечания, что для публики сдача Лай — Чау будет представлена как плановая эвакуация в целях концентрации сил. Коньи ухмыльнулся. Главнокомандующий уступил, а что ему еще оставалось!

Когда Наварр согласился с этой уступкой, он не знал, что от него уже ничего не зависело в районе Лай — Чау. Здесь Народная армия перешла в наступление, и она диктовала ход событий.

10 декабря 1953 года первые минометы ударили по Лай — Чау. Разрывы их мин устроили хаос среди оставшихся французских войск, привыкших к тому, что артиллерия есть только у них. Смятение усилилось, когда открыли огонь 75–мм орудия.

Круговая оборона была слабой из-за нехватки личного состава после вывода частей гарнизона. А Народная армия атаковала именно те места, где враг был слабее всего, пробилась сквозь линии укреплений и ударила врага одновременно с фронта и тыла. Сражение за Лай — Чау быстро распалось на множество местных стычек, в ходе которых французы внезапно с ужасом поняли, что нападавшими были не “недисциплинированные красные бандиты”, голодные боевики в обносках, а хорошо вооруженные и обученные регулярные боевые соединения.

Пока французы спасали свою шкуру, все чаще сдавая позиции, части Народной армии уже маршировали по дороге № 41, чтобы не дать войскам противника отступить по тропе Павье на юг.

В тридцати километрах от Лай — Чау, у поста близ поселения Па — Хам произошел первый кровопролитный бой с большими потерями для французов. После операции по вывозу войск самолетами, проведенной Коньи, из Лай — Чау отступали два батальона и около половины двадцати отдельных рот. Сам маленький городок пал 12 декабря 1953 года, через два дня после начала наступления. Вдоль тропы Павье кипел бой, в котором Народная армия планомерно разбивала одну маршевую группу противника за другой. Солдаты Народной армии чувствовали, что каждый солдат противника, который не попадет в Дьенбьенфу, облегчит им бой за эту крепость, ставшую их будущей целью. А если противник лишь в незначительной степени сможет укрепиться в этой “крепости”, он потребует подкреплений. А взять он их сможет только из числа войск, дислоцированных в дельте Красной реки. Потому он ослабит свои позиции там. Враг попал в клещи: ему приходится все больше распылять свои силы, постоянно перебрасывая их туда и сюда.

Когда первая маршевая группа французов, проведя уже несколько боев на своем пути, подошла к маленькой деревне Муонг — Пон, солдаты были голодны и устали. Бледные бородатые парни, с трудом волочившие оружие, думали лишь об одном: упасть на землю и спать, поесть и опять спать…

Разведчики сообщили, что деревню покинули жители. Это всегда было знаком близкой опасности. Потому командир первого отряда приказал устроить лагерь перед поселком, чтобы не дать противнику шанса перебить его людей в свайных домиках. Эти хижины не только не давали никакой защиты, а наоборот — были похожи на клетки. Потому он сделал то, чего как раз хотел добиться от него противник: разместил обессилевших солдат, которым и так каждое усилие после долгой гарнизонной службы в Лай — Чау давалось с трудом, между высокими скалами перед первыми свайными домиками.