В назначенное время мы встретились с англичанином в метро. Внешне он мне сразу понравился: высокий, красавцем не назовешь, но симпатичный; говорил по-русски совершенно свободно, с легким, даже приятным акцептом. Он тоже посмотрел на меня с интересом, но тем дело и ограничилось.

Родненький, представляя его, сказал:

— Это Федя. Правда же, ведь тебя можно так называть?

Англичанин спокойно согласился. Мол, хоть горшком назови, только в печь не сажай.

Дома, показывая гостям «удобства», предупредила, что кран не надо пытаться закрыть до конца: он все равно будет течь тонкой струйкой. Извинилась: сантехника не дождешься — все время на авариях; Гости приняли к сведению. Тут неожиданно так называемый Федя «выступил»:

— Хотите, я помогу вам это починить? Я умею!

В его улыбке светилась наивная гордость неофита сантехнической премудрости. В этот момент он стал совсем-совсем чужим, далеким и непостижимым.

Наш мужчина уронил бы те же самые слова с нарочитой небрежностью — мол, мне это раз плюнуть, будет лучше прежнего, или с деловитой скукотцой — ну, давай, мол, починю, раз уж ты без меня такая беспомощная.

А этот не скрывал своей радости от того, что он так успешно освоился с необычными для него условиями жизни… в варварской стране! Вот что мне почудилось в его интонациях. Взыгравшая немедленно болезненная гордость за Родину заставила меня сказать: «Хочу!» и выдать англичанину весь необходимый инструмент. Кран он, конечно, доломает, зато торжественно сядет в лужу со своим снобизмом.

Гости мои предпочитали тусоваться на кухне. Я пыталась одновременно отслеживать нить научного диспута и готовить стол.

Англичанин вошел в кухню и весело сказал без акцента:

— Хозяйка, принимайте работу!

Я заглянула в ванную. Из крана даже не капало. Я несколько раз пустила воду и вновь его завернула. Обернулась к Феде. Тот не смотрел на меня — аккуратно собирал инструменты.

И тут я скорее почувствовала, чем подумала, что наши мужчины, с их дешевой крутизной, ни в какое сравнение не идут с этим умным и искренним, таким нетипичным по моим понятиям европейцем.

И стало мне тошно и муторно оттого, что случайному знакомому нет до меня, по сути, никакого дела, оттого, что он наверняка женат, а в России имеет красивую любовницу, оттого, что через два-три часа он уйдет из моей жизни и не подумает в нее вернуться.

— Короче говоря, ты в него влюбилась, — подытожила подруга мой неспешный рассказ.

— Вер, нет. Нет. Я не успела… Ближе к осени, когда Марик вернулся из отпуска, я ему напомнила об англичанине. Тот не сразу понял, о ком я говорю. Вспомнив, сообщил мне, что ничего больше о Феде не слышал. Я спросила о его семейном положении. И тут Родненький выдал! Что Федя, мол, холостой-одинокий и что недаром он меня с ним знакомил: мужчина один, в чужой стране, а товарищ перспективный… Я обиделась на начальника смертельно. Заявила, что не понимаю, как он мог предположить, будто я готова работать подстилкой для нужных ему людей. Он долго не мог вьехать, что я имею в виду, а когда въехал, тоже обиделся, сказал, что желал мне только добра, без задних мыслей. Я формально с ним помирилась, но в глубине души так и не поверила, не простила… Ну, это уже другая история. Я к чему это все…

Я задумалась: действительно, к чему я начала рассказывать? Ах да…

— Так вот, про мой романтизм. Я именно из-за этого Феди устроила себе учебу в Англии. Сколько сил положила! И сидела, как последняя бомжиха, в Шотландии битых два года только потому, что все надеялась: вот появится случайно передо мной Федя или другой такой же и скажет: «Я столько времени тебя искал!» Маленькая страна Великобритания — почему бы в ней двум людям случайно не встретиться.

Верочка моя затихла. Я слышала в трубке ее сочувственное сопение.

— Я только сейчас поняла, что именно из-за этой романтической мечты столько лет жизни угробила. Вся моя жизнь — одни лишь бесплодные фантазии. Я любила придумывать, как мы живем вместе много лет и все друг другом не налюбуемся, что у нас дети, и здоровье, и собственный дом в престижном районе… Вот так.

Вера помолчала, собираясь с мыслями.