Несколько минут спустя он звонил у подъезда дома, где жила Стефания.

Стефания приняла его сразу же. Рикки, заикаясь, засыпал ее вопросами.

— Вы помните, что у вас бывал джентльмен с черными жемчужными запонками, мадам?

Стефания внимательно рассматривала бледное измученное лицо Рикки; у нее не было ни малейшего желания впутываться в эту историю. Она считала, что каким-то чудом избежала в свое время обвинения в соучастии с Лорингом и, по мере возможности, всегда держалась вдали от всего, что могло доставить волнение или неприятности. С этой целью она отказала тогда в помощи Селии, за что Бенни дуется на нее до сих пор… Но Стефания воспринимала такие его настроения с философским спокойствием; один только раз она испытала подлинную любовь, и это была любовь к Бенни. После войны это чувство умерло, остались только жалость и терпение, но она когда-то все-таки любила Бенни, и, кроме того, он был отцом Дона.

В отношении Дона Стефания была бесконечно честолюбива; он был ее радостью, ее блаженством. Вся ее настоящая жизнь сосредоточилась в нем, она гордилась им, боготворила его. Чтобы достать что-нибудь для Дона, чтобы доставить ему удовольствие, она готова была голодать, украсть и совершить любое преступление, правда, так, чтобы оно не было обнаружено; и это желание избежать наказания и разоблачения исходило исключительно из того факта, что такой результат мог быть пагубным для карьеры и всей будущности Дона.

Рикки нерешительно сказал, комкая свою поношенную серую шляпу:

— Припоминаете ли вы, мадам, тот вечер среди гостей джентльмена с черными жемчужными запонками?

— Зачем это вам, Рикки? — спросила Стефания с целью выиграть время. Ее мозг усиленно работал.

Рикки, волнуясь, кратко изложил ей суть дела. Он закончил свою прерывистую речь словами:

— Эта запонка поможет нам раскрыть тайну, миссис Кердью, и, быть может, найти убийцу. Вот что это значит!

— Я ничего не могу вспомнить. Но я еще подумаю, Рикки. Приходите завтра утром. А я тем временем спрошу мужа, не помнит ли он. Если я только смогу, я непременно помогу вам, Рикки.

Оставшись одна, Стефания подошла к своему письменному столу, открыла небольшой ящичек и вынула оттуда маленькую книжечку с замочком. Эта книжечка содержала полный список обычных посетителей Лоринга. Стефания считала, что такой указатель сможет когда-нибудь оказаться полезным. Она принялась терпеливо просматривать все имена, стараясь восстановить в памяти каждое лицо.

Запонки из черного жемчуга были большой редкостью, а она была очень наблюдательной.

Дойдя до имени Роберта Брекенриджа, она остановилась.

Лоринг ей рассказывал об этой ужасной суматохе, связанной с этим юношей.

Черные жемчужины почему-то ассоциировались с Брекенриджем.

Она постаралась представить себе Роберта: высокий, молодой, темноволосый… и… да, у него были запонки из черного жемчуга!

На следующее утро, отыскав в телефонной книжке номер Брекенриджа, она позвонила ему.

Экономка Роберта ответила ей, что капитан Брекенридж уехал из Англии. Стефания весьма неопределенно сказала: «Благодарю!» и повесила трубку; обернувшись, она встретила жадный и полный отчаяния взгляд только что пришедшего Рикки.

— Ну, что вы узнали? — спросил он.

— Ничего нового, — ответила сухо и совершенно безразличным тоном Стефания. Рикки и его волнения перестали существовать для нее. Единственно важными были сейчас ее личные интересы.

Она предложила Рикки виски с содовой и, когда он отказался, проводила его до дверей, пожав на прощание руку.

— Бодритесь, Рикки! — сказала она, кивая и улыбаясь ему.

Как только дверь за ним закрылась, Стефания вернулась в маленькую гостиную, закурила и, глубоко затягиваясь, стала нервно ходить из угла в угол.

В большом зеркале отразилась ее высокая, стройная фигура, маленькая, красиво причесанная голова и задумчивое лицо.

Всякий, глядя на Стефанию Кердью, сказал бы: «Очень хорошенькая женщина, и к тому же, весьма изысканная».

Такое определение точно подходило к Стефании: у нее был какой-то особенно изысканный и очень светский вид. Ее нельзя было назвать красивой, но она всегда была хорошо причесана, у нее были правильные мелкие черты лица и обворожительная улыбка. Она всегда носила очень хорошо сшитые скромные костюмы «Tailleur» и блузы из мягкого крепдешина, а на шее — небольшую нитку жемчуга; ее вечерние платья всегда были мягко прилегающие, какого-то очень красивого неопределенного цвета; кроме того, она всегда знала, что ей к лицу, и очень умело применяла косметику: еле заметный слой румян на щеках и чуть тронутые кармином губы.

Но под этой внешней женственностью и мягкостью скрывался железный характер.

Бенни хорошо знал это. Он столкнулся с этим свойством еще в первые ужасные месяцы своей болезни, когда он то бушевал, то смиренно молил ее о прощении, но постоянно обожал ее.

Однажды вечером, когда он, наконец, узнал, что никогда больше не сумеет ходить, его охватила болезненная ярость, потом, совершенно обессиленный, он предложил Стефании развестись с ним и вернуть себе свободу.

Стефания молча слушала его со странной улыбкой на губах, и бедняга Бенни, преисполненный сознанием, что случилось что-то непоправимое, схватил ее за платье, стараясь притянуть к себе.