Шрифт:
Так работала французская разведка.
Что касается англичан, то они проявляли порой чудеса изобретательности.
Всем известно, к примеру, что в Бельгии широко используется голубиная почта.
Английская разведка, одна из штаб–квартир которой располагалась в Брюсселе, в начале 1914 года усовершенствовала эту почту оригинальным нововведением.
Англичане выяснили, что почтовые голуби летят обычно либо вдоль Рейна, либо над большими железнодорожными линиями от Амстердама до Торна. И им пришла в голову смелая мысль: что, если снабдить голубей микроскопическими фотокамерами?
Камеры эти имели часовой механизм, приводящий в движение катушку с пленкой. Так как голуби обычно выпускались целыми стаями, то на крохотных снимках, которые потом увеличивали, получался целый ряд изображений тех мест, над которыми пролетали птицы.
Это было похоже на фильмовую ленту.
В случае войны такие съемки становились бесценными: они позволяли иметь полную картину передвижения войсковых частей и обозов.
Главное руководство российской разведкой было сосредоточено в руках офицера генерального штаба Батюшкова (Н. Батюшина, разумеется, – прим. В. К.) и находилось в Варшаве.
Основное свое внимание разведка обращала на германские военные силы в приграничных районах. В распоряжении Батюшкова были сотни тысяч рублей, предназначавшихся на подкуп добровольных шпионов из местного населения. То были по преимуществу мелкие торговцы, согласно пограничным обычаям, имевшие право беспрепятственного перехода границы. Многие из них состояли на постоянном жалованьи у разведки.
Интересные сведения о работе российской разведки накануне первой мировой войны приводит в своей книге «Разведка и контрразведка» Макс Роте, офицер австрийского генерального штаба, занимавший тогда пост начальника разведбюро.
Ронге пишет, что варшавский центр работал с массой людей — вербовщиков, руководителей групп, рядовых агентов. Среди них было немало женщин.
«Эти последние, — пишет Ронге, — особенно охотно использовались в качестве посредниц и вербовщиков, причем те, которые попадали в наши руки, как, например, Мария Тромпчинская, Ева Войчик и др., особенной красотой не отличались. По установившейся у нас традиции мы, по крайней мере, в мирное время, не использовали для работы женщин, возможно, из-за недостатка денежных средств, а также из опасения разного рода неизбежных женских историй…
Возможно, что русские женщины, вследствие внутриполитических условий, обладают особой склонностью к агентуре, и я до сих пор помню о многолетней докучливой деятельности жены русского ротмистра Иванова в Сосновицах».
Но как ни широко была поставлена эта разведка, результаты ее работы были все же ограниченными.
Расширяя сеть шпионов, русские думали больше об их количестве, нежели о качестве каждого. И получалось, что иные агенты, на которых тратились колоссальные суммы, будучи людьми, весьма слабо подготовленными в военном смысле, приносили множество сведений, не имевших никакой цены, или даже ложных.
«Это массовое использование сил, — добавляет Ронге, — имело тот недостаток, что слишком много народа было знакомо с работой, и они могли, в случае нужды, выболтать все за деньги…
Чересчур одинаковое снаряжение агентов также вредило русской разведывательной службе.
Все собиравшие сведения о крепостях, например, получали американский карманный фотографический аппарат «Экспо».
Лишь перед самой войной русский шпионаж был преобразован и избрал другие пути.
Все свои усилия он направил теперь на подкуп лиц, состоящих на германской военной службе, и в особенности — в генеральном штабе.
Приемы шпионажа, засылка агентов, обработка перебежчиков и пр. есть не что иное, как элементы военной техники, у них свои особенности, свои законы.
Общий же интерес, не лишенный своеобразной романтики, представляют судьбы и поступки людей, мужчин и женщин, рискующих жизнью ради проникновения в тайны чужой страны.
Некоторым из этих судеб мы и посвящаем наши рассказы, основанные на подлинных фактах.
ТАЙНЫ ВИЛЬГЕЛЬМСХАФЕНА
Своим существованием город Вильгельмсхафен был обязан расположенной возле него военной гавани. Непривлекательный этот городишко был особенно тосклив во время дождей, которые здесь, на побережье, льют порой целыми неделями.
Трудно себе представить, чтобы кто-нибудь по доброй воле захотел поселиться в Вильгельмсхафене надолго…
Ничего нет унылее его ночей: мокрые улицы тускло освещены, кругом ни души, разве лишь какой-нибудь подвыпивший матрос одиноко бредет из кабачка в казарму.