Крепкое войско собрали ободритские князья за несколько десятков лет. Долго не трогали их германские народы, которые вынуждены были воевать с Карлом Великим. Это было мирное и счастливое для западных славян время. Как в русских народных сказках: тридевятое царство — тридесятое государство!

Причал Рерика в наши дни. Вдали виднеется полуостров Вустров

Но тут Карл Великий, который обложил германские народы данью, включил их в состав своей империи и остался этим необычайно доволен, подался на юг приводить к «общему знаменателю» остальные народы. В общем, начал готовить плацдарм для Саркози.

Вот тут-то и ожили саксы, даны, фризы и даже тюринги к ним примкнули. Мол, не отомстить ли ободритам за их союз с нашим давним угнетателем Карлом? И вообще не пограбить ли их? Не увести ли в плен к себе их красавиц? Так что интерес к славянским девахам, Ватсон, который проявляют нынче западные страны, имеет глубочайшие корни.

Не сразу решились будущие тевтонцы пойти войной на ободритов. Уж больно силен был тот славянский союз. Думали-думали, с чего начать, и додумались! Как Великий Карлуша нас завоевал? Сначала всех перессорил. Почему бы и нам так не сделать со славянами? Во-первых, надо поссорить бодричей с их главным союзником — лютичами. И что вы думаете, Ватсон? Им это удалось! Не знаю, что они лютичам пообещали. Видимо, передать плодородные земли бодричей, и лютичи своих братьев предали. Точнее — продали.

Прощание Вещего Олега с конем. Художник В. М. Васнецов

Окружили саксы, даны, фризы и примкнувшие к ним лютичи город Рарог. Сдавайтесь, платите дань, иначе мы вас всех уничтожим и перережем. Однако, несмотря на предательство лютичей, бодричи были еще очень крепки. И не только дружиной своей, главное — духом. Князь у них был отважный, лихой боец, любили его, доверяли ему и знали, что пока такой богатырь во главе — так просто Рарог врагу не сдастся. Звали этого князя Годислав. «Годить» означало по-славянски «ожидать». «Годислав» — в ожидании славы. И действительно, славы он своей дождался. Из многих стычек с германцами выходила его дружина победителем. Была у него красавица жена. Звали ее Умила. Средняя дочка словенского князя Гостомысла. Род его шел от самого Словена. Мудрый муж был Гостомысл. Не просто так выдал дочь свою за дальнего «родственника». Понимал: придет когда-нибудь время всем славянам объединиться. Иначе не выжить Роду славянскому. Враг крепнет со всех сторон. Авось, такой брак на пользу пойдет. Может, кто из волхвов ему подсказал, что есть такой отважный князь Годислав среди братьев-бодричей… Понимал Гостомысл: доброе это будет дело.

Вот только не представлял насколько!

Невеста сразу полюбилась Годиславу. Точное имя — Умила, милее и не придумаешь. Свадьбу отыграли в храме Радегаста, в городе Ретре. А потом и на родине Умилы взошли на холм Ярилы. Ярой силой наполнился витязь, и родились у них три сына. Первенца называли Рарог, что означало: должен стать смелым воином-соколом, защитником рарогов. Второму дали имя Трувор. Мол, верным будет старшему брату. А третьего назвали Седоус в честь седого мудрого деда Гостомысла.

Сокол Рарог — славянское украшение

Прав оказался Гостомысл: ведь западные братья-ободритыбодричи, которых постоянно теребили враги «с заката», научились многому, чего еще не умели славяне восточные. И такое объединение сулило развитие. Авось, пригодится! И пригодилось так, как не предполагал даже сам старик-князь.

Сызмальства обучали военному ратному делу старшего сына Рарога варяги. Старый мудрый волхв учил другим премудростям: истории, травам, целительству… И даже, как сказано в одной легенде, — но в это я, Ватсон, не верю — научил будущего князя соколом взлетать и видеть сверху окружающий мир. Но образ это хороший, во всяком случае, для кино точно. Зато я верю, что могли обучить не бояться смерти в бою, ведь в то время страшилки Ада еще не существовало в славянском природосообразном ведичестве.

Было Рарогу, когда пришли войной саксы, даны, фризы и окружили родной город, от десяти до пятнадцати лет. Точно никто теперь не скажет. Ведь календари у разных народов были разные. При пересчете, конечно же, ошибки вкрались.

Пришла, как всегда с Запада, беда на славянскую землю!

Да еще лютичи предали. Их конница со стыда неподалеку в лесочке прячется, но в случае чего ударит по своим же.

Все это Годислав прекрасно понимал, видел, но сдаваться — даже мысли не было. Наоборот, взял с собой несколько верных дружинников и поехал на переговоры к саксам. Не понимал он, что честь и достоинство — это черта соколов, а у воронов, перво-наперво, — желание обхитрить.

И перехитрили саксы: схватили его, немногочисленную охрану перебили, а самого Годислава на глазах защитников Рарога казнили неподалеку от крепостной стены. Закрыла глаза Умила детям своим во время казни, чтобы не видели смерть отца своего… Ни слезинки не проронила, только помрачнела и поседела в один день. Такого, Ватсон, ни одна актриса не сыграет.

Рарог поднял глаза, когда уже все свершилось, и спросил:

— Нет больше отца?

— Но есть ты, сын! — ответила Умила. — Тебе еще много чего предстоит сделать. На роду так твоем написано. Волхв сказал: великий знак был. Не знаю, о чем он говорил, но знаю точно, спасти вас, детей своих, я должна. Отец ваш подозревал, что саксы с данами его обманут, и я должна выполнить его последний наказ — вырастить вас без отца, но в любви к нему! А потому я должна быть рядом с вами. Идемте же за мной.

Пробралась Умила с охраной и детьми по подземному ходу далеко в поле, сели на коней, доскакали до берега, а там их уже ждали ладьи с их верными друзьями-варягами, будущими воспитателями Рарога.

Спасла Умила своих детей, в безопасное место направила, куда саксы и даны не решались сунуться.

Но предварительно зашли на главный святой остров славянский — Руян. Нынче он называется, Ватсон, Рюген. На нем когда-то стояло капище главного славянского бога Свентовита, от славянского слова «свет». Он был четырехлик, смотрел на все четыре стороны света, возвышался на белых халцедоновых скалах, которые обрывом уходили в море. Такой великий русский поэт, как Пушкин, писал о нем в одной из своих сказок и называл его островом Буяном. Я был на нем, Ватсон, когда стоишь на этих халцедоновых скалах над обрывом и смотришь на свинцовые буруны моря, вспоминаются стихи русского поэта: