Некоторое время мы молча взирали на темнеющий в отдалении остров, подобный спине всплывшего из воды исполинского чудовища. С берега ничего примечательного разглядеть было невозможно. Ровным счётом ничто не выдавало присутствие на острове человека. Струйка дыма не вилась над скрывающейся за деревьями трубы. В лучах весеннего солнца остров выглядел более чем невинно, а я продолжал ломать голову над тем, какие жуткие тайны он на самом деле хранит.

Спешившись, мы с Холмсом привязали лошадей к ограде причала, после чего потащили одну из лодок к воде. Как только она закачалась на волнах, Холмс первым прыгнул в неё, поднял со дна вёсла и вставил в уключины. Я взялся за нос, обращённый к берегу, чтобы при необходимости подтолкнуть лодку, прежде чем забраться в неё самому.

Старательно работая вёслами, Холмс не без труда развернул лодку носом к острову, и мы тронулись в путь.

— Простите мою неловкость, — перекрикивая плеск воды и шум ветра, обратился ко мне мой друг, — я с университетской скамьи не садился за вёсла.

Через некоторое время Холмс навострился грести, и мы достаточно быстро поплыли к острову. Случайный прохожий вполне мог принять нас за состоятельных горожан, решивших провести день на лоне природы. Ничто не наводило на мысль о том, что мы расследуем преступление и впереди нас, скорее всего, ждёт встреча со злоумышленниками.

Стоило нам отплыть подальше, как тепло ласкового весеннего солнца, что нас согревало на берегу, сменилось пронизывающим холодом, который нёс с собой пробирающий до костей ветер. Я поплотнее закутался в плащ, но это не помогло, и потому мне ничего не оставалось, кроме как трястись на ветру, раскачивавшем наше судёнышко. Остров располагался метрах в восьмистах от берега. Карта не соврала, он действительно оказался крошечным. Холмс изо всех сил налегал на вёсла, и лодка шла споро. Только когда мы подплыли поближе, мне удалось разглядеть за деревьями очертания особняка. Перед нами предстало странное кольцеобразное здание в псевдоготическом стиле, которое, будто бы моргая, взирало на нас большими тёмными витражными окнами.

— И какой у нас план действий? — спросил я компаньона, который, как мне показалось, был полностью поглощён греблей.

— Положение сложное, — ответил он. — Нам нельзя забывать, что Филипс, секретарь Фавершема, не преступник. Насколько я могу судить, он не имеет отношения ни к краже папируса, ни к убийствам. Он всего-навсего несчастный, вступивший на ложный путь из желания выполнить последнюю волю человека, которого он, вне всякого сомнения, любил и уважал. И мы должны открыть ему правду, сколь бы горька она ни была. Мы также обязаны предупредить его о том, что он сыграет роль живца.

— Надеюсь, Филипс ещё ничего не сотворил с телом покойного хозяина.

— Если события приняли подобный оборот, об этом остаётся лишь сожалеть, однако мы должны учитывать, что Филипса подвигло на это чувство долга, а не желание поглумиться над трупом. Впрочем, нельзя исключать и того, что он сейчас не в себе и может отреагировать на наше появление агрессивно, и потому я советую вам держать оружие наготове.

Я опустил руку в карман и сжал рукоять своего старого армейского револьвера. Прикосновение пальцев к холодному твёрдому металлу вселило в меня уверенность.

Вскоре впереди показалась маленькая пристань, точно такая же, как на противоположном берегу. Холмс поднял вёсла, и последние несколько метров лодка скользила по инерции. Наконец она с шелестом упёрлась в прибрежную гальку. Привязав её к одной из деревянных опор пристани, мы выбрались на берег и вновь оказались на твёрдой земле.

Особняк располагался метрах в ста от берега, в имеющей форму блюдца низине, и был окружён деревьями и заброшенным садом, в силу чего разглядеть дом с другого берега представлялось положительно невозможным. На фоне буйных зарослей он смотрелся совершенно инородным и неуместным. Сложенный из тёмного камня, местами украшенного резьбой, особняк больше напоминал церковь, нежели жилой дом. К нему примыкала большая нелепая деревянная пристройка.

Не говоря ни слова, мы подошли по усеянной галькой тропинке к дубовой двери внушительных размеров. Холмс дёрнул за ручку, но дверь даже не шелохнулась. Она была заперта.

— Похоже, придётся оповестить о нашем прибытии, — заметил Холмс и принялся дёргать за шнур, тянувшийся к колокольчику внушительных размеров.

Несмотря на громкий звон, нам никто не открыл. Холмс трезвонил около минуты, после чего сдался и принялся барабанить в дверь.

Мы замерли, внимательно вслушиваясь. Ни звука. Лишь шелестела листва на ветру да изредка кричали птицы.

— Может быть, там никого нет? — наконец предположил я.

— Ошибаетесь, Уотсон, есть. Наверняка есть, я в этом нисколько не сомневаюсь. И ещё я надеюсь, что у этого дурака хватить мозгов нас впустить, — сквозь зубы проговорил Холмс.

Он снова начал дёргать за шнур звонка, а я колотил в дверь кулаками. Наконец изнутри донёсся звук шагов. Он был тихий, приглушённый. Такое впечатление, что человек шёл к двери медленно, шаркая ногами. Неожиданно на короткое мгновение всё смолкло, и воцарилась тишина, которую оборвал щелчок поворачивающегося в замке ключа, показавшийся мне оглушительным. Инстинктивно я сжал рукоять револьвера.