Наконец он нашел то, что искал. На невысоком пологом холме стоял одинокий дом барачного типа. Вокруг тщательно вытоптанная трава. В дверях часовой с автоматом. Автоматы в ту пору были только у разведчиков 11-й бригады — предмет зависти всех остальных отрядов. Кирилл подрулил к дверям, подождал минуту, пока уляжется пиль, и окликнул часового. Тот оказался андалузцем и понять им друг друга било трудно. Эти окончательно подтвердило, что он попал по назначению — отряд Артура был укомплектован в Малаге. Однако ни Артура, ни переводчицы в казарме не было. По всей видимости, в ней не было и никого другого. В это время отряд 11-й бригады был на операции в районе Утеки.

С рассвета Хосе сидел над картами: Артур поручил ему самостоятельно провести операцию по разведке на нашем участке фронта, Сложной ее назвать было нельзя. Надо было захватить «языка». Но никто заранее не знает, какой операция окажется при исполнении — сложной или простой. Все зависит от того, как сложатся обстоятельства. Разбираться в картах для Хосе, пожалуй, было сложнее всего. Он неграмотен, но Артур с ним много занимался, и карту Хосе понемногу читать научился. До завтрака они занимались картами вместе, я читала ему названия деревень и рек, а потом Хосе поехал в казарму. Он решил взять с собой только четырех бойцов. Отправив Хосе, мы с Артуром поехали выбирать место для операции в районе Саорехас. Вернулись поздно ночью.

Утром меня разбудила девушка, работавшая в нашем доме по хозяйству, Манола. Со сна я подумала, что что-то случилось. В гостиной ждал Хосе. Вид у него был такой сияющий, что сомнений не оставалось — все обошлось хорошо.

— Ну, как?

— Мы захватили двух офицеров: один командир батальона, а другой — еще не знаем кто.

— Где они?

— Здесь, в машине, у подъезда.

— Манола! — кричу я, — буди командира!

Артур вошел через несколько минут. Узнав о результатах операции, он распорядился отвезти пленных в штаб корпуса и сам отправился туда без завтрака. Долго искали начальника разведотдела. Артур реши пока допросить пленных сам.

Первым в кабинет ввели командира батальона. Это был высокий, еще молодой человек с энергичным, загрубевшим на солнце и на ветру лицом, с выправкой профессионального военного. Он подошел к столу, сильно прихрамывая, и с удовольствием сел, когда ему предложили. Выражение лица у него было деловым и серьезным, как будто он пришел с рапортом к начальству. Я подумала, что он откажется отвечать на вопросы, но неожиданно он изъявил полную готовность вступить в разговор. Сначала Артур спросил его относительно ранения, и офицер, видимо, успокоился. На вопрос, почему он на службе у фашистов, ответил односложно: «Служба». Как выяснилось из дальнейшего опроса, его часть была к началу мятежа под командованием Франко, а в политике он никогда не разбирался. Впрочем, вопрос о его мировоззрении Артура не интересовал, и он перешел к выяснению обстоятельств, при которых тот попал в плен. Надо было, возможно точнее обрисовать ход операции, что помогло бы ее участникам оценить свои собственные действия. Все четверо присутствовали при допросе и с интересом слушали. Из рассказа выяснилось, что фашистские офицеры возвращались в свою часть из штаба корпуса и растерялись, когда на дороге их остановили наши разведчики. Их было пятеро.

— Почему вас сопровождало столько человек?

— Я вез денежное довольствие на весь батальон.

Вынув из полевой сумки толстый пакет с деньгами, офицер положил его на стол.

— Положите на стол все ваш документы.

Офицер, не торопясь, выложил на стол все, что имелось у него в карманах. Я отобрала документы и вернула ему личные деньги.

— Кто второй офицер, который присоединился к вам в штабе полка?

— Не знаю. Он ничего о себе не рассказывал, и я ранее с ним не встречался.

— Вы стреляли, когда вас задержали на дороге?

— Нет, я сначала думал, что это наш контрольный пост, и приветствовал их, как положено. Когда те сказали, что они «красные», и велели слезать с коней, в них выстрелил вестовой. Ваши разведчики открыли огонь и убили его, а я спрыгнул на землю, но убежать не удалось. Я без возражений последовал за вашими людьми, хотя у меня прострелена нога.

Мне подумалось, что это очень крепкий парень. У нашего автомата калибр девять, наверно, сапог полон крови.

— Вы разрешите мне сделать перевязку? — спросил он, поморщившись.

— Сейчас вас осмотрит врач и будет оказана помощь.

Через минуту конвойный ввел следующего, а раненому разрешили идти.

— Меня расстреляют? — спросил раненый, обернувшись с порога.

— Не думаю, — ответил Артур, — но это зависит не от меня.

Вторым был тщедушный молодой парень без знаков различия. Быстрые вороватые глаза, тонкие злые губы. Артур не предложил ему сесть. Этот пытался придать своему лицу угодливую улыбку. Ничего не получилось. Лицо подергивало судорогой, в глазах застыл страх. На вопросы он отвечал торопливо и явно лживо, представлялся рядовым недоумком, мобилизованным против желания. Хосе и Ретамеро внимательно следили за допросом. Осмотр документов и личных вещей не внес никакой ясности в вопрос о личности пленного. Заметив это, Хосе приоткрыл дверь и сказал что-то стоявшему в коридоре Сальвадору. В дверь просунулась рука с каким-то небольшим предметом, и Хосе знаком указал мне, чтобы я взяла. Я встала и подошла к двери. Пленный не посмел оглянуться, но как-то сжался.

— Это портмоне он выбросил при задержании, — тихо сказал Сальвадор, кивнув головой в сторону пленного. Он не знает, что мы его подняли.

Вернувшись на свое место, я стала рассматривать находившиеся в портмоне бумаги, положив их на колени так, чтобы пленный не видел.

— Почему вы не носите знаков различия? — Продолжал допрашивать Артур.

— Я направлялся в отпуск, и потом — я ведь не офицер.

— Командиру батальона представили вас в штабе как офицера,

— Возможно. Я не обратил внимания.