– Малахольный, два года назад. Пожар был два года назад.

– Охренеть, – выдохнул Дима. – Нет, я точно в другой реальности. Я же только утром разговаривал с барменом и охранником.

– Поздравляю, – прокрякала старушка. – Ты разговаривал с мертвецами.

Дима обошел ее стороной, будто это она злобная псина, норовящая сорваться с поводка.

– Малахольный, – сказала женщина и покрутила пальцем у виска, когда Дима побежал к своему дому.

«Ну, комиссар Мегрэ, какие ваши действия? Эх, напиться бы…»

Но он так и не напился. Едва зашел в квартиру, мысли сами попросились на бумагу. Он, словно человек с приступом диареи, не раздеваясь, побежал к кабинету.

Утром Андрей снова сидел в кресле. Если вчера Дмитрий списал его появление в квартире на собственную забывчивость (спьяну он часто оставлял дверь открытой), то сегодня такого произойти не могло, потому что перед сном он проверил дверь. Она была закрыта.

– Какого черта ты здесь? – не очень ласково поинтересовался Сысоев.

– Я пришел забрать тебя и отвезти в деревню, – сказал Куликов.

– Да ну, на х..!

– Ты же знаешь, твой яд на меня не действует. Тем более что я вижу, через месяц возьму реванш.

– Что ты видишь? – не понял Дима.

– Если через месяц я не увижу хотя бы восемь тире… – когда он говорил «тире», для наглядности провел перед собой указательным пальцем черту, – …десять авторских, в том же любимом тобой издании, то я решу (и не я один), что Сысоев сдулся, поднятие русского хоррора оказалось ему не по плечу и теперь он спивается в заброшенной деревеньке.

– Что ты несешь?! Посмотри сюда.

Дима пошарил рукой у дивана, потом под журнальным столиком. Выудил ноутбук, включил и, не дожидаясь загрузки, начал нервно долбить по клавиатуре.

– Да успокойся ты, – сказал Андрей и равнодушно посмотрел на кончик своего галстука.

– Я спокоен. Вот. – Димка открыл файл и повернул ноут экраном к редактору.

– «Дверь в полу», – прочитал Андрей. – О-о!

Несмотря на то что друг кривлялся, как обкуренный шимпанзе, Дима знал: написанное вчера впечатлило его. Еще бы. Он же…

– Слушай, ты хотя бы то, что «не твое», сохранил.

– Что? – не понял Дмитрий.

– Я говорю, тут, кроме твоего несменного названия, ни черта нет.

Сысоев выдернул ноутбук из рук Куликова и посмотрел файл, который сам минуту назад открыл. Закрыл его, посмотрел во всех папках, но, кроме единственного файла Дверь в полу. doc, нигде ничего не было.

– Не может быть, – произнес Дима. – Тридцать страниц текста коту под хвост. Как же так?

Он встал с дивана, потом снова сел. Голова шла кругом, будто с похмелья. Во рту пересохло.

– Как же так? – повторил он.

– Да вот так. Это же электроника. Нажал не ту клавишу или еще что… Эх, – Куликов встал, – то ли дело раньше были печатные машинки. У меня была одна. Не помню уже, как называлась. Не то «Янтарь», не то «Яуза». Я на ней свой первый рассказ набил. У меня там буква р слабо касалась листа, и, знаешь, тексты довольно-таки милыми получались, будто картавый ребенок говорит. Ка’тавый ‘ебенок гово’ит. Ха!

– Как же так? – чуть громче сказал Сысоев.

– Да хватит тебе ныть. Напишешь еще. Тем более у тебя же где-то распечатка лежит.

«Точно! Мать моя женщина, как же я сразу не сообразил. Распечатка, которая моя или не моя!»

Димка вскочил и начал бегать в поисках рукописи.

– Ты давай собирайся. Я внизу в машине.

Куликов вышел, насвистывая какую-то мелодию. Сысоев облазил все. Даже посмотрел в мусорном ведре. Нет, рукописи нигде не было. Что ж за хрень-то такая?

«С чем был ты три дня назад, с тем и остался. «Дверь в полу». Три дня – три слова. Эдак ты лет через пятьдесят состряпаешь книжонку в десять алок».

Дима чувствовал, что переезда требует все его нутро. Он устал от городской суеты, Аслана и его земляков, барменов и завсегдатаев «Территории», от постоянного напряжения, от мыслей об арабах и верблюдах, а больше всего от себя. От себя такого, какой он здесь, в московской квартире. «Территория»! Словно гром среди ясного неба. Она сгорела. Два года назад! Так что галлюцинация не может быть распечаткой. Но ее же видел Андрей!

– Ты не можешь быть уверен. Ты ни в чем не можешь быть уверен.