Шрифт:
— Великий княже! — сказал он с низким поклоном, — я боярский сын Андрей Кореев… Был в Рязани и убег оттуда… Привез скорбную весть — князь рязанский Олег изменил тебе… Он заодно с Мамаем и Ягайлой…
Лицо великого князя омрачилось.
— Хоть и грустна весть, но спасибо тебе… Был некогда на Руси Святополк Окаянный, таким же хочет, видно, быть и князь Олег.
Он тронул коня.
— Великий княже! — воскликнул Кореев, — окажи милость, дозволь мне с холопом в войско стать.
— Становись, друже, — с ласковой улыбкой ответил князь.
Андрей Алексеевич и Андрон тотчас вмещались в ряды воинов.
XIX. МАМАЕВО ПОБОИЩЕ
Русское войско подошло к Дону, за которым стояли татары.
Возник вопрос: переходить реку или нет?
Голоса в великокняжеском совете разделились. Между тем, надобно было спешить, чтобы не дать Мамаю соединиться с Ягайлой.
Во время этого разногласия и разномыслицы прибыл в стан Димитриев запыленный, усталый инок и вручил великому князю письмо.
Оно было от преподобного Сергия. В нем святой игумен убеждал Димитрия Иоанновича не медлить и идти вперед.
— Час суда Божия наступает, — сказал великий князь и отдал приказание перейти реку.
7 сентября 1380 года воды Дона кишели людьми.
В брод, вспеняя воду, переправлялась конница. По наскоро устроенным мостам тяжко шагала пехота. На том берегу, у речки Непрядвы, стали готовиться к битве.
Наступила ночь на восьмое сентября, сырая и холодная. Андрей Алексеевич, кутаясь в широкий кожух, грелся у костра и думал:
«Увижу ли я завтра после боя те звезды, что теперь мерцают? Или примет меня мать сыра земля? Сбудется по воле Божьей, а не по моей. А драться буду лихо».
На противоположной стороне костра сидел Андрон, тихо мурлыча песню.
— Бердыш я наточил, а сабля востра ли? — проговорил Кореев и, вынув саблю, попробовал лезвие.
— Туповато. Как думаешь, надо поточить, Андрон?
— Малость надо. Это я тебе живой рукой.
И, раздобыв мягкий камень, холоп принялся за работу.
— Может, завтра кого-нибудь из нас и не будет, — промолвил Андрей Алексеевич.
— А не стоит об этом думать. Помирать когда-нибудь надоть. Завтра али через десять годов… А за веру да за родную землю как не постоять! И ей-ей я не думаю, убьют меня али нет. Что Бог даст — и шабаш.
Речь согласовалась с выражением его лица: оно было совершенно спокойно.
Кореев помахал саблей и вложил ее в ножны.
— А что, боярин, не спать ли? — спросил Андрон.
— А и доброе дело. Давай соснем.
И оба, повернувшись ногами к костру, поплотней завернулись, поудобнее устроили головы на седлах, заменявших подушки, и чуть не одновременно заснули.
Подобно им поступили и все другие воины Димитриевой рати, разбросанной на пространстве нескольких верст. У всех была одна мысль:
«За родную землю постоять — постою. А жив ли, мертв ли буду, — на то Божья воля».
Чуть блеснул свет — загудели рожки.
Проснулись, оправились московские ратники и начали стягиваться к знаменам.
Наступил грозный день 8 сентября 1380 г.
Остатки войска перешли за Дон и присоединились.
Близился час битвы.
Димитрий Иоаннович построил войско в боевой порядок и определил, какой части войска быть в засаде, под начальством внука Калиты князя Владимира Андреевича, Димитрия Михайловича волынского и некоторых других.
В этот отряд попали и Кореев с Андроном.
Кореев был в прекрасной кольчуге и стальном островерхом шеломе; на левой руке он держал щит, в луке седла высилось копье, у пояса покачивалась сабля, а в правой руке он держал тяжелый бердыш, похожий на тот, его любимый, но, к его сожалению, оставленный в Рязани, которым он убил медведя.
Вооружение холопа Андрона было гораздо проще, но «основательнее».
Оба они были на конях и находились в первых рядах «засадного» отряда.
Войско тронулось навстречу врагу.
Дорогой Кореев не раз сетовал, что довелось ему попасть в «засадный» отряд.
«Другие будут драться, а я только смотреть буду», — думал он.
Но как бы то ни было, приходилось покоряться.
В шестом часу дня достигли Куликова поля — обширной равнины, кое-где с небольшими холмами — и увидели неприятеля.