Вход/Регистрация
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
вернуться

Вульф Ларри

Шрифт:

Что же касается Вольтера, то он стал активно переписываться с Екатериной лишь начиная с 1765 года, посвятив ей свою «Философию истории», написанную под псевдонимом «аббат Базен» и якобы «отредактированную» племянником этого подозрительно антицерковного церковника. Вольтер сообщил Екатерине, что его книгу пока еще не сожгли во Франции, а «в народе полагают, что он написал ее в Ваших владениях, ибо истина приходит с севера» [503] . Никто не держался столь упорно за традиционную категорию «севера», как Вольтер, который сам же и лишил ее всякого смысла своим открытием Восточной Европы. Он проявил изрядную тонкость, обозначив дистанцию между Восточной Европой и Европой Западной и придумав для того вымышленного аббата, якобы проживающего во владениях Екатерины, пока сам Вольтер оставался в своем поместье в Ферне. Любопытно, что сперва, в 1758 году, Вольтер собирался осесть в Лотарингии, став подданным Станислава Лещинского, фиктивного короля Польши [504] . Этой символической эмиграции Вольтера в Восточную Европу не суждено было состояться, и он нашел себе пристанище в Ферне, на границе между Францией и Швейцарией, укрывшись от врагов Просвещения, располагавшихся с обеих сторон границы.

503

Voltaire and Catherine.P. 3

504

Besterman Theodore.Voltaire. 3 rded. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1976. P. 406.

«Племянник Базена сообщил мне, — писал Вольтер Екатерине, — что он был очень привязан к Его Высочеству Принцессе Цербстской, матери Вашего Величества, и, по его словам, она была очень красивой и одухотворенной особой». Вольтер действительно встречался с матерью Екатерины, хотя «привязанность» к ней «племянника» была в лучшем случае лишь вежливым преувеличением его подлинных эмоций. Восхваление красоты и одухотворенности матери Екатерины, в сочетании с двусмысленной «привязанностью», указывало на возможный роман между ней и вымышленным вторым «я» Вольтера; в этом случае сама Екатерина становилась фиктивной дочерью французского Просвещения. Она, по-видимому, заметила этот подтекст, ответив, что «привязанность Базена-племянника к моей покойной матери обращают на него мое особое внимание». Означало ли это, что Базен-племянник находился вместе с ней в России? Из последующих писем Вольтера Екатерине явствует, что она (или, по крайней мере, «представляющий» ее медальон) пребывала у него в Ферне: «Наиболее драгоценен для меня представляющий Вас медальон. Черты Вашего Величества напоминают Принцессу, Вашу матушку» [505] . Эпистолярный жанр позволял философу и императрице предаваться игривым перемещениям во времени и пространстве, пока их письма перемещались взад и вперед по дорогам Европы. В своей переписке Екатерина и Вольтер пытались установить отношения между Западной Европой и Европой Восточной, в основу которых ложились выдуманные отношения между Екатериной, встретившей в Санкт-Петербурге книги Вольтера, и Вольтером, встречавшим в Париже ее мать.

505

Voltaire and Catherine.P. 3–6.

Фигура матери была особенно важна в переписке Екатерины с Вольтером, поскольку она подчеркивала, что в России императрица была иностранкой. Повстречав в 1770 году некоего русского князя, Вольтер сообщал Екатерине, что «очарован чрезвычайной политичностью Ваших подданных», которую он приписывал влиянию императрицы и ее матери: «Вы принесли в Вашу империю все изящество Ее Высочества Принцессы, Вашей матушки, еще более приумножив его». Вольтер, таким образом, настаивал, что все принесенное Екатериной в Россию принесено из-за границы. «Мне всегда доставляют удовольствие, — отвечала Екатерина, — ваши воспоминания о моей матери» [506] . Словом, в переписке с Вольтером эти воспоминания напоминали о нерусском происхождении императрицы.

506

Ibid. P. 48, 51.

То, что Екатерина стала «русской», вызывало вопросы уже в 1765 году, в первом письме Вольтера: «Осмелюсь ли сказать, Ваше Величество, я немного сердит, что вы зовете себя Екатериной». Екатериной ее крестили; в поэтических же целях он предпочел бы называть ее Юноной, Минервой или Венерой. По-видимому, Вольтер придерживался обычной просвещенческой точки зрения, считая, что любой мужчина или женщина, от Екатерины до Казановы, может по приезде в Россию сочинить себе новое имя и новое прошлое, которые становились признаком их превосходства. Екатерина могла назваться богиней, а Вольтер, сопоставляя себя с русскими властителями, принимал вид мифического старца.

Мадам, я старше, чем город, где Вы правите и который Вы украшаете своей особой. Осмелюсь добавить, я старше, чем Ваша империя, если считать ее основание с этого созидателя, Петра Великого, чьи труды Вы доводите до совершенства [507] .

Если Россия была пространством сотворения, где Екатерина доводила до совершенства труды Петра и умножала принесенное ее матерью изящество, то Вольтер мог испытывать и совершенствовать свою интеллектуальную программу, применяя ее принципы к сырому восточноевропейскому материалу. Вольтер прославлял Екатерину как богиню Просвещения в России и объявил ее своей музой, благодаря которой он может довести до конца свою разностороннюю философскую деятельность. В 1731 году в «Истории Карла XII» Вольтер с воодушевлением объявил о своем открытии Восточной Европы, за которым последовали вышедшие в 1759 и 1763 годах два тома «Истории Российской империи в царствование Петра Великого». Затем прозвучал фантастический финальный аккорд, переписка с Екатериной, которую философ вел с 1763 года до самой своей смерти в 1778 году.

507

Ibid. P. 6–7.

«Рассеивая хаос»

Историк Альберт Лортолари писал о «русском мираже во Франции» XVIII века, о некоем иллюзорном образе, прошедшем путь от «петровского мифа» до «екатерининской легенды» и ставшем любимым детищем философов Просвещения [508] . Рождение петровского мифа восходит к визиту самого царя во Францию в 1717 году и панегирику, написанному для французской Академии наук Бернаром де Фонтенелем после смерти Петра в 1725 году. Миф этот получил дальнейшее развитие, прежде всего под пером Вольтера, чей исключительный авторитет и влияние сделали Петра главным героем и центральным политическим персонажем Просвещения (хотя Руссо в «Общественном договоре» и отстоял возможность критической интерпретации). В 1759 году, одновременно с выходом в свет первого тома вольтеровской истории Петра, миф этот обрел новую жизнь и новую жанровую форму, когда вдохновленный сочинениями Вольтера Антуан Тома начал работу над «Петриадой», задуманной по образцу «Энеиды» Вергилия. С одобрения Вольтера, Тома посвятил этому проекту остаток своих дней, устраивая публичные чтения поэмы по мере ее написания; однако до своей смерти в 1785 году он не успел ни опубликовать, ни даже закончить рукописи. В первых главах подчеркивались уроки в науке цивилизованности, которые Петр вынес из своих поездок в Англию, Францию и Голландию. Стихи, которыми Тома излагал уже устоявшиеся банальности петровского мифа, были подчас ужасными:

508

Lortholary, Albert.Le Mirage russe en France au XVIIIe si`ecle. Paris: Boivin, 1951.

Je vois le despotisme en tes heureuses mains, Etonn'e de servir au bonheur de humains… (Я вижу, как деспотизм в твоих счастливых руках, Удивлен, что служит благу человечества…) Et, du trop lent destin changeant l’ordre commun, Que dix si`ecles press'es viennent s’unir en un. (И изменяя общий ход медлительной судьбы, Так, что десять столетий пролетают как одно.) [509]

509

Lortholary.P. 74–76; Mohrenschildt Dmitri von.Russia in the Intellectual Life of Eighteenth-Century France. New York: Columbia Univ. Press, 1936. P. 275–280.

Просвещенный абсолютизм и ускоренный прогресс были взаимозависимыми составляющими петровского мифа, превращавшими Восточную Европу в заповедник отсталости и неразвитости.

Сам Вольтер утверждал, что лично видел Петра, когда царь приезжал в Париж в 1717 году; однако об этой встрече он вспомнил лишь в 1759 году, накануне выхода в свет первого тома «Истории Петра Великого». «Когда я увидел 40 лет назад, как он посещал парижские мастерские, — вспоминал Вольтер, — ни он, ни я не предполагали, что когда-нибудь я буду писать его историю» [510] . Молодой Вольтер действительно мог видеть царя в 1717 году, но его воспоминания, подобно воспоминаниям о матери русской императрицы, были, несомненно, частью игры, придававшей личный оттенок литературным встречам, превращая их в блестящие мифы и легенды. Другие очевидцы, оставившие свои воспоминания о визите Петра в Париж, пытались как-то соотнести его образ с собственными представлениями о русском «варварстве». Маршал Виллеруа полагал, что «этот якобы варварский государь совсем не таков». Сен-Симон, в целом восхищавшийся Петром, разглядел в нем, однако, «сильный отпечаток старинного варварства этой страны» и высокомерно приветствовал «этого монарха, который желал вывести себя и свою страну из варварства» [511] . Получалось, что развитие варварских земель зависело от цивилизующих реформ варварского государя. Этого парадокса удалось наконец избежать, когда просвещенный абсолютизм был признан универсальным средством для разрешения всех проблем Восточной Европы; с воцарением Екатерины, нерусской по происхождению, наступает триумф просвещенного абсолютизма.

510

Wildberger.P. 27.

511

Mohrenschildt.P. 32; Saint-Simon Louis de Rouvroy, duc de.Memoirs of Louis XIV and his Court and of the Regency. Vol. III. New York: Collier, 1910. P. 1011

  • Читать дальше
  • 1
  • ...
  • 62
  • 63
  • 64
  • 65
  • 66
  • 67
  • 68
  • 69
  • 70
  • 71
  • 72
  • ...

Ебукер (ebooker) – онлайн-библиотека на русском языке. Книги доступны онлайн, без утомительной регистрации. Огромный выбор и удобный дизайн, позволяющий читать без проблем. Добавляйте сайт в закладки! Все произведения загружаются пользователями: если считаете, что ваши авторские права нарушены – используйте форму обратной связи.

Полезные ссылки

  • Моя полка

Контакты

  • chitat.ebooker@gmail.com

Подпишитесь на рассылку: