«Гюнтер. Знаете его».

«К сожалению, знаю. Предупреждаю вас: опасайтесь его, это очень скользкий человек...»

«Еще он спрашивал о моем родстве с одним флотским офицером, с лейтенантом...»

«Фон Штраубе, не так ли?»— было подхвачено торопливой морзянкой.

«Да».

«И что вы ему ответили?»

«Ему — ничего. Хотя он, мне показалось, и сам о чем-то таком догадывается. Но вам скажу. Да, насколько мне известно, речь идет о моих давних предках...»

«О, я же говорил! Вы — Ламех!..»

Всплеск морзянки за стеной был таким, что Лайма наконец подняла голову и приоткрыла глаза, так что на этом загадочном восклицании незнакомца пришлось оканчивать наш разговор. «Три отрывистых тире. Отбой», — как было уговорено, успел напоследок тихонько просигналить я, и за стеной тут же все смолкло.

Лайма приподняла голову и, еще с закрытыми глазами, спросонок что-то вначале пробормотала по-латышски. Лишь через секунду проснулась окончательно и уже по-русски спросила с некоторой тревогой:

— Не спишь?.. Сколько сейчас?.. Ты что! Еще пять часов!.. Стучали или мне показалось?..

— Да, по-моему... в дверь... — соврал я. — Не обращай внимания, спи.

— Кто? Ты посмотрел?

— Еще чего! Мало ли кому не спится.

— Ты с ума сошел, так нельзя! — заявила она. — Мы же в Центре! — С этими словами она мигом вскочила, ухитрившись без промаха впрыгнуть в тапочки, накинула прозрачный пеньюар и стремительно выпорхнула в прихожую.

Я не стал возражать.

Слышал, как Лайма открыла входную дверь, что в ее прозрачном, как хрусталь, одеянии было чрезвычайно смело. Кажется, даже вышла на этаж, кого-то высматривая. Наконец, удостоверившись, что там никого, она снова защелкнула замок и прошла в ванную.

Пока там лилась вода, я схватил расческу и судорожно отстукал по стене:

«Вы слышите?»

«Да. Вы опять один?»

«У меня всего пара минут. Кто такой Ламех?»

«Это неважно. В другой раз. Мало времени. Главное — будьте готовы к тому, что...»

Узнать, к чему надо быть готовым, не удалось — Лайма уже выходила из ванной. Снова — три тире. Отбой. Всё. Когда она стремительно вошла в спальню, моя рука еще ерзала по стене, выстукивая последнее тире.

— Что ты делаешь? — спросила она, глядя на меня с подозрением.

— Ничего... По-моему, там, под бра, таракан...

— Какая гадость! — поморщилась она. — В апартаментах!.. Дезинфекцию Кумова проводила. Ну ничего, утром полковнику Ухову доложу, будет ей!

— Да нет, только показалось, — промямлил я, никого не желая подводить. — Чего ты вскочила? Ложись, до утра еще далеко.

Однако, несмотря на свое одеяние, сотканное практически из чистого воздуха, в эту минуту Лайма была как никогда холодна и сурова.

— Так нельзя, — строго сказала она. — Мы с тобой в Центре. Здесь, если стучат, сразу надо открывать.

— Ну, знаешь!.. — возмутился я. — Вот у меня уже где здешние ваши порядочки! Если кому приспичило — не умрет, подождет до утра!

Казалось, что под этим прозрачным пеньюаром отлично сделанная ледяная мраморная статуя. И в голосе Лаймы сквозила стужа.

— А если вдруг объявили час «Ч»? — озадачила она меня вопросом.

— Что еще за час такой? — не понял я.

— Ты что, маленький? Это когда все должны быть готовы, — терпеливо объяснила она. — Обещай, что больше так не будешь делать.

«О чем она? — подумал я. — К чему — готовы? Уж не к тому ли самому, к чему призывал быть готовым и мой незримый собеседник за стеной?» Расспрашивать об этом ее было, похоже, бессмысленно, да и меня сейчас куда больше занимали другие загадки.

— Ладно, — не желая спорить, все-таки пообещал я. И спросил как бы невзначай: — А мы в каком номере? Когда входили, я не заметил.

— Боишься заблудиться? — стала оттаивать она. — Не заблудишься — апартаменты одни на весь Центр... А вообще-то — пятнадцатый.

Это уже было что-то. Пятнадцатый — значит, нечетная сторона коридора. Стало быть, там, справа, откуда стучал в стену незнакомец, скорее всего — семнадцатый. Именно о семнадцатом-то номере и упоминал колобок-Гюнтер. Какой-то узелок начинал так или иначе завязываться, только пока было не видно концов.