— Ну, вот и все, — закончив бинтовать, я осмотрел свою работу. Вышло грубо, но вполне сносно. — Значит, так, — обратился я к мужику, — тебе теперь к доктору надо.

Покопавшись в складках шинели, я снял с пояса кошель и молча засунул ему за пазуху:

— Это тебе на лечение и за храбрость.

— Спаси вас Бог, ваше высокоблагородие, — Петр встал и низко поклонился, забинтованной рукой придерживая ворот зипуна, чтобы не вывалился кошель.

— Вообще-то не ваше высокоблагородие, а ваше императорское величество, — поднимаясь с колена, улыбнулся я.

— Да мы народ темный, в титулах не разбираемся, — улыбнулся он сквозь кустистую бороду в ответ. — Всяк, кто знатен, но не царь, — «высокоблагородие».

Я не выдержал и расхохотался. Громко, во весь голос, утирая слезы грязным рукавом. Это был воистину горький смех. Я смотрел на Петра и видел весь русский народ. Покорный и бунтарский, боящийся начальства и не страшащийся смерти, способный смеяться, когда хочется плакать. Боже, дай мне сил, чтобы его не подвести.

Перестав наконец смеяться и утерев слезы, я подошел к Петру вплотную и, положив ему руку на плечо, тихонько сказал:

— Я и есть царь. И как царь, я тебе обещаю, что никто больше не будет на Руси относиться к людям как к скоту. Никто не сможет губить людей за монету и оставаться безнаказанным. Слово даю!

Петр уставился на меня неверящим взглядом, брови его поползли вверх так, будто хотели сбросить с головы шапку. Он побледнел, бухнулся на колени. Попеременно крестясь и долбя лбом землю, он начал бормотать что-то невнятное.

— Склад открыли. Всех вывели, — доложился, шумно переводя дух, подбежавший тем временем Владимир Барятинский.

— Вот что, Володя, — подумав, сказал я, — езжай-ка ты к Суворову, передай, пусть сюда казаков и жандармерию подтягивает. Всех, кого сможет. Нужно оцепить склады и провести расследование. Ну и чтоб взаправду все не разворовали, — прибавил я спустя мгновение.

Запыхавшийся князь отрывисто кивнул и тут же бросился к оставленным на почтительном расстоянии от огня лошадям.

Спустя полчаса я наблюдал радующую монарший взор картину. Район портовых складов был полностью оцеплен. Всюду сновали пожарные и добровольцы из рабочих.

Мой красноречивый приказ, сводившийся в кратком изложении к «Всех впускать, никого не выпускать, при попытке бегства открывать огонь!», был отменен уже спустя три минуты после оглашения. К своему стыду, я совершенно забыл про многочисленных пострадавших. Раненых, вернее, обожженных оказалось достаточно много. Немедленно распорядившись доставить всех по больницам, я заработал себе еще несколько очков в глазах маленького человека. Надо будет, кстати, навестить их через пару дней.

За всей этой суматохой у меня абсолютно вылетел из головы плененный мною приказчик. Вырвавшись из плотного кольца окруживших меня свитских, жандармов и купцов с портовым управлением в придачу, я направился к своему, уже потухшему складу. И ничуть не удивился, увидев спокойно сидящего на том же месте, а именно на спине своего приказчика, и самозабвенно дымящего люлькой мужичка. Интересно, как он ее набивал с такими руками?

— Эй, Петр! Иди сюда! И приказчика своего веди! — прокричал я, махнув рукой.

Дважды повторять не пришлось. Ждать, впрочем, тоже. Будто только того и дожидаясь, Петр резво вскочил и, придав необходимый заряд бодрости своему пленнику посредством пиночно-почечной передачи, устремился за мной.

Быстро найдя ближайшего ко мне жандарма и сдав ему приказчика, я пообещал немного потерявшемуся в моем присутствии стражу порядка оторвать голову, если заключенный сбежит. Жандарм быстро нашелся. Пока я разговаривал, Петр, ни на секунду не сводивший глаз со спины бородатого и думая, что его никто не видит, отвесил оному прощального тумака и как ни в чем не бывало отошел в сторонку.

— Стой! Куда пошел! — окликнул я его. — Проводи до больницы и проследи, чтоб его там устроили, — обратился я к стоящему рядом, в оцеплении, жандарму.

— Будет сделано, ваше императорское вел-во! — прогрохотал тот могучим басом и, профессионально подхватив Петра под руку, буквально спустя мгновение исчез в толпе.

Я огляделся. Пожары успешно тушились. Набежавшие со всех сторон люди лопатами забрасывали оставшиеся от неудачливых складов угли подтаявшим, грязным снегом и обливали водой незанявшиеся склады по соседству. Часть народу уже даже начала подходить к оцеплению, пытаясь выйти.

— Александр Аркадьевич, любезный. Давайте-ка выпускайте всех порожних рабочих и зевак в город, а всех приказчиков, купцов и портовое управление задержите здесь и соберите где-нибудь вместе. И проконтролируйте, что на складах никого не осталось! По исполнении доложить!

— Слушаюсь! Позвольте вопрос? — осведомился генерал-губернатор.

— Да, конечно.

— Что делать с теми, кто имеет при себе что-либо краденое?

— Задерживайте до выяснения, что и откуда, вдруг все же свое. Сильно расспрашивать резона нет. Редкий дурак сейчас попробует что-то умыкнуть. Да, и народ на морозе постарайтесь долго не держать, — добавил я напоследок.