Алешенька вырос, обзавелся штатом «специально обученных людей», которые все делали за него, и ничему такому, что следовало делать руками, так и не научился.

Может, пришло время попробовать?

Новая жизнь не начинается в одночасье – бац, и началась!.. Куда-то надо девать старую с ее привычками, точками опоры, с ее привязанностями, горестями и радостями.

Может быть, думал Плетнев, ожесточенно дергая траву, моя новая жизнь начнется именно с этого? С сорняков, которые я неизвестно зачем вытаскиваю из щелей между плитками? Или так новая жизнь не начинается?

Ему было нестерпимо жарко, солнце жгло шею и руки там, где заканчивались рукава футболки, и он уже весь вспотел, и спину заломило – а фитнес-тренер Арнольдик уверял его, что он в прекрасной форме! Выходит, врал?!

Бессмысленность занятия почему-то не угнетала, а добавляла желания доделать его до конца. Что, я не справлюсь с какими-то погаными сорняками, что ли?! Быть такого не может! Я сделал блестящую карьеру, и эта карьера…

Плетнев локтем утер лоб, через голову стащил и отшвырнул майку и смерил глазами расстояние – то, что он уже прошел, и то, которое еще предстоит пройти. Соотношение было примерно один к ста пятидесяти.

Я справлюсь. Я не холеный жеребец Алмаз!..

– Здравствуйте! Извините, пожалуйста, можно войти?

Плетнев от неожиданности ткнулся коленями в плитку, чуть не упал, и прямо так, на коленках, повернулся.

Возле террасы мялась какая-то совсем незнакомая девица в длинной майке или коротком платье. В руке у нее была эмалированная кружка, и она проделывала этой кружкой какие-то странные приветственные движения.

– Здравствуйте!

Плетнев кивнул и встал. Что за паломничество к нему сегодня?!

– Вы ведь из города только что, да?

Плетнев опять кивнул, рассматривая ее. У нее были длинные волосы, которые его теща назвала бы неухоженными, просто какая-то грива, копна странного цвета, который его теща назвала бы неопределенным – то ли золотистые, то ли рыжие. И еще у нее были глаза.

М-да. Глаза. У нее глаза. Дальше что?..

– А у вас есть молоко?

Плетнев чуть не сел обратно на плитку.

– У нас закончилось, а привезут только послезавтра! Вы ведь наверняка из города захватили?

– Молоко? – недоверчиво переспросил Плетнев. Девица кивнула. – Ну, пойдемте, посмотрим.

Он вошел в дом, распахнул холодильник и посмотрел.

Наверняка секретарша, занимавшаяся отправкой припасов, не забыла про молоко. Или забыла? Вполне могла забыть, ибо Алексей Александрович никогда не пил никакого молока!

Сроду, как здесь говорят.

Штабель бутылок обнаружился на нижней полке. Плетнев вытащил одну и вышел на террасу. Девица за ним не пошла, так и маялась на улице.

– Такое подойдет?

– Конечно, спасибо вам большое! Я сейчас налью…

Тут он сообразил, что кружку она принесла неспроста, и сказал, чтобы она забирала всю бутылку.

Алексей Александрович был щедрым человеком, да и, в конце концов, для соседей ничего не жалко!..

– Мы вернем! Вы нас очень выручили! Просто здесь магазинов никаких нет, а в город ехать из-за молока глупо.

Он опять кивнул на манер холеного жеребца Алмаза.

– Спасибо! – бодро повторила девица и пошла было к калитке, но вдруг остановилась.

– Вы плитку чистите, да?

– Да, – сказал Плетнев с вызовом. – А что такое?!

Он был уверен, что она сейчас будет учить его, как именно следует чистить плитку.

…Наш Алешенька ничего не умеет делать руками, совсем ничего!..

– У Николая Степановича такая специальная штука есть, называется мини-мойка. Ею гораздо удобнее, я точно знаю! Я сто раз чистила! Хотите, покажу?

Девица пристроила бутылку и кружку под стену, в тенек, и быстро пошла куда-то к дальней стороне участка, старательно обходя набросанные Плетневым кучи травы – знамение его новой жизни.

Сильно и привычно потянув, она открыла дверь большого серого сарая, сложенного из кругляка, как в северных русских деревнях, канула внутрь, в пыльный полумрак, пронизанный наискосок солнечными лучами, и выволокла оттуда какую-то штуку, похожую на большой пылесос.

– Ну вот! – и она показала на штуку. – Там еще шланг и переноска такая здоровая, резиновая, тащите ее сюда!

Плетнев полез в сарай, девица посторонилась, заправляя за уши свои необыкновенные волосы – на солнце они горели, переливались, и смотреть на них без темных очков было трудновато, – и на широченном верстаке нашел переноску. Шланг, скрученный в кольцо и похожий на чучело удава, обнаружился на стене.