– Я стал перечитывать ее стихи и, к стыду своему, впервые обнаружил: помимо красоты слога и многих других достоинств ее послание является акростихом. А вы это заметили, Лэндор?

По достал сложенный листок. Когда он разворачивал бумагу, я ощутил слабый аромат фиалкового корня. Рядом с оригиналом Леи мой гость положил копию, где начальные буквы строк были выведены жирнее остальных.

– Мое имя, – сказал По. – Оно глядело прямо на меня, а я не замечал.

Он погладил листок, пахнущий фиалковым корнем, затем осторожно сложил оба листка и убрал в левый карман мундира.

– Наверное, вы догадаетесь, что я после этого сделал… Неужели не догадались? Так вот, Лэндор, я достал лист с другим стихотворением – метафизически переданным мне. Помнится, оно вызвало весьма суровую критику с вашей стороны. Я перечитал это стихотворение заново, взглянул на него новыми глазами. А теперь я предлагаю взглянуть и вам.

Он опять полез в карман и достал другой лист. Обыкновенный лист писчей бумаги из моего гостиничного номера. Это стихотворение было раза в четыре длиннее.

– Вначале у меня ничего не получалось. Выходила какая-то бессмыслица. Тогда я стал приглядываться к строчкам. Когда я их записывал, то не слишком придавал значение тому, почему одни строки пишу с отступом, а другие – нет. Вскоре я понял: строки с отступом принимать в расчет не надо. Нужно посмотреть, не сложится ли что-нибудь из начальных букв строчек, написанных без отступа. Не желаете ли взглянуть, Лэндор?

– Знаете, как-то не очень тянет, – ответил я.

– Я настаиваю.

Я склонил голову над листом. Я дышал над ним. Будь у меня склонность к фантазиям, я бы сказал, что уловил ответное дыхание строк.

– Матильда мертва, – прошептал По. И со вздохом добавил: – Такое же ясное послание, суть которого мы так долго не замечали.

Мои губы тронула легкая улыбка.

– Мати обожала акростихи.

Я чувствовал на себе его глаза. По изо всех сил старался говорить спокойно.

– Я не совсем правильно выразился, Лэндор. Не «мы» не замечали. Я не замечал. Вы сразу заметили, почему и стали убеждать меня изменить строчки во второй части стихотворения. Чуть-чуть, только начальные слова, и послание с Элизиума [166] превратилось бы в простой набор стихотворных строк.

Я молча поднял руки.

– Сами понимаете, открытие было не таким уж ошеломляющим: фраза из двух слов. Но у меня имелось кое-что еще. Две дополнительные бумажки, Лэндор! Разрешите мне их вам показать.

Из другого кармана По достал эти бумажки и выложил на стол.

– Взгляните. Вот клочок записки, найденной в руке Лероя Фрая. Напрасно, Лэндор, вы проявили такую беспечность и не забрали у меня этот обрывок… А вот еще записка. Вы написали ее мне совсем недавно. Помните?

Вот так, читатель! Та самая записка, что я написал ему, желая облегчить свою совесть. Впрочем, я и тогда понимал тщетность своей затеи. Два слова:

– Я нашел ее на другой день, – сказал По. – Даже не знаю, зачем я отправился в сад Костюшко и сунул руку в наш «почтовый ящик». Спасибо за «отеческое предостережение» младшему от старшего. Это делает вам честь, Лэндор. Но меня поразили не ваши сантименты, а… буквы. Кстати, вы, как человек, долго служивший в полиции, должны знать: печатные буквы не хуже рукописных характеризуют почерк.

Его указательный палец попеременно тыкал в обе записки.

– Видите? Сколько букв совпадают по начертанию: Т, Е, С, Р, А, З.А последние из упомянутых мною букв в обеих записках стоят рядом, что еще сильнее подчеркивает их схожесть.

Он вдруг наморщил лоб, будто только сейчас заметил эту схожесть.

– Можете представить мое изумление? Нет, Лэндор, мое ошеломление. На меня обрушилась лавина вопросов. «Неужели обе записки написаны рукой одного человека? Зачем Лэндору понадобилось писать записку Лерою Фраю?» И наконец: «Как все это может быть связано с дочерью Лэндора?»

Он встряхнул головой и слегка цокнул языком.

– Но тут мне улыбнулась удача. Под ночь все того же дня я навестил заведение Бенни Хеивенса. Божественная Пэтси, как всегда, порхала между столами. Зная о ее врожденной честности, я подозвал Пэтси к своему столу и напрямую спросил о Мати.