– Боже мой! Ведь я же не продумала, кто где будет сидеть. Мистер По, могу я рассчитывать на вашу благосклонную помощь? Нам понадобится всего несколько минут, а у вас такой безупречный вкус. Я буду вам несказанно благодарна… Спасибо. Лея, ты не…

Мы так и не узнали, к чему относилось это «не». Миссис Маркис стремительно развернулась и поволокла моего юного друга в столовую.

Итак, мое официальное представление мисс Маркис не состоялось. Чтобы она не испытывала неловкости, я сел не вблизи, а на достаточном расстоянии и попытался завести разговор. Помня, в какой ужас ее повергают разговоры о погоде, я и словом не обмолвился о выпавшем снеге. Однако беседа не клеилась. Пришлось мне довольствоваться вдыханием отнюдь не божественного аромата, исходящего от моих мокрых сапог, слушать потрескивание дубовых поленьев в камине и смотреть на сугробы за окном. Когда это зрелище мне наскучило, я (соблюдая приличия) стал разглядывать Лею.

Глупо было бы ожидать совпадения ее внешности со словесным портретом, нарисованным По. Ничего удивительного: любовь затуманила ему взор, ибо его избранница была сутулой, а ее рот, столь восхищавший его, я бы назвал перезрелым. Если сравнивать Лею с Артему сом, ее лицо почти во всем проигрывало лицу брата. Нижняя челюсть, придававшая Артему су мужественности, Лею только уродовала; брови, красиво изогнутые у брата, у сестры казались излишне густыми. Но относительно ее глаз По не преувеличил – ее глаза и впрямь завораживали. Был он прав и насчет ее прекрасной фигуры. И еще в одном я согласился с его наблюдениями. Мисс Маркис отличала какая-то особая живость. Этой живостью были пронизаны все ее движения – вплоть до самых медленных. Даже когда она сидела спокойно, в ней ощущался фонтан нерастраченных сил. Лея Маркис отнюдь не собиралась покоряться судьбе.

Она избегала смотреть на меня, но ни это, ни ее упорное молчание не были раздражающими. Сам удивляюсь: в гостиной Маркисов я чувствовал себя как дома. Мне казалось, что мы с Леей давно знакомы и привыкли друг друга не замечать. Когда же наше молчаливое сидение было нарушено, это не обрадовало меня, а наоборот, только раздосадовало. Но нарушителем тишины оказался не По. В гостиную, поскрипывая сапогами, вошел Артемус.

– Женщина, – бросил он сестре, – принеси-ка мне мою трубку.

– Сам принесешь, – ответила Лея.

Наверное, это служило у них приветствием. Лея вскочила с кресла, подбежала к брату и принялась его трясти, тискать и колошматить. Только появление служанки с обеденным колокольчиком заставило молодых Маркисов вспомнить об окружающем мире. Артемус кивнул мне, и мы пожали друг другу руки. Лея тоже заметила мое присутствие. Она позволила взять себя под руку и сопроводить в столовую.

Обед получился почти семейным. Кроме нас с По, других гостей не было, и остается лишь гадать, почему миссис Маркис так мучилась с нашим рассаживанием. Она заняла место в торце стола, с другого торца сел доктор Маркис. (Он сидел, вывернув плечи, и чем-то напоминал вьючного мула.) Лею посадили рядом со мной. Напротив нас расположились Артемус и По.

Обед состоял из жареной дикой утки с капустой, горошком и печеными яблоками. Конечно, был и хлеб; помню, доктор старательно очищал свою тарелку ломтиком хлеба. И еще один эпизод остался у меня в памяти: миссис Маркис, снимающая перед обедом перчатки. Она стаскивала их дюйм за дюймом, словно собственную кожу.

Во время обеда По ни разу не взглянул в мою сторону. Парень явно боялся, что даже мимолетный взгляд может нас выдать. Зато в Лею он так и стрелял глазами. Она отвечала, но по-другому: то наклоном головы, то игрой губ. Нет, читатель, я еще не настолько стар, чтобы забыть подобные жесты.

К счастью для влюбленных, остальные не слишком обращали на них внимание. Доктор Маркис сосредоточенно поглощал капусту, а Артемус что-то мурлыкал себе под нос. По-моему, это были несколько тактов из бетховенской сонаты, которые он повторял снова и снова. Общего разговора не получалось, однако я все же сумел кое-что выведать о семье Маркисов. Я задавал ненавязчивые вопросы, направляя говорящих в нужное мне русло. Оказалось, что дети Маркисов родились не в Вест-Пойнте. Семейство доктора приехало сюда одиннадцать лет назад, когда Артемус и Лея были еще совсем детьми. Естественно, они облазили все окрестные холмы и знали столько укромных уголков и тайных местечек, что при желании вполне могли бы стать английскими шпионами. Поскольку сверстников рядом не было и им приходилось довольствоваться обществом друг друга, между братом и сестрой возникли тесные узы, о которых доктор Маркис говорил с заметным благоговением.

– Знаете, мистер Лэндор, – сказал он, – когда для Артемуса настало время выбирать жизненную стезю, он не терзался вопросами. Помнится, я сказал ему: «Артемус, мальчик мой, самим Господом тебе определено стать кадетом. Ни на что иное твоя сестра не согласится».

– А я считаю, что Артемус сам сделал выбор, – возразила Лея. – Никто его не принуждал. Он всегда решал самостоятельно.

– Он у нас очень самостоятельный, – подхватила мать Артемуса, поглаживая рукав сыновнего мундира. – Не правда ли, мистер Лэндор, мой сын – просто красавец?

– Я… я думаю, что вам необычайно повезло с обоими детьми, – ответил я.

Моя дипломатическая тонкость прошла мимо ушей миссис Маркис.

– Артемус – вылитый доктор Маркис в юности. Я не преувеличиваю, Дэниел?

– Чуть-чуть, дорогая.

Взгляните на Артемуса, мистер Лэндор. Вот таким же ладно скроенным был тогда и мой Дэниел. Должна сказать, к военным я привыкла с детства. В нашем доме постоянно бывало множество офицеров. Помню, мама всегда мне повторяла: «Нашивки и листья – для флирта в углу, а сердце отдай звезде и орлу» [144] . Думаю, вам не надо объяснять смысл этих слов. Да, мистер Лэндор, я и сама намеревалась выйти не ниже чем за майора. И тут вдруг в мою жизнь врывается молодой хирург. Но как же он был обаятелен! Уверена, перед его чарами не устояла бы ни одна девушка в Уайт-Плейнз, где мы тогда жили. До сих пор не понимаю, почему он выбрал меня. Почему, дорогой?