— Превосходно. Скажете сегодня вечером, что психиатр приедет завтра с секретарем, а вы пригласили еще и его очаровательную дочь. Какой поезд получше? 14.45? Замечательно. Даже ты, мой друг, не найдешь недостатков в моем плане.

— Найду, — отвечал Мартышка. — Все сразу провалится.

— Ничего подобного. Он пугает тебя, Полли.

— Да?

— Да. Не поддавайся. Позже ты поймешь, какой он мрачный, нерешительный человек. Одно слово — Гамлет. Тебе надо выпить, мой друг, — обратился он к Мартышке. — Пойдем пропустим рюмочку.

Скорый 14.45 (Паддингтон — Маркет-Бландинг, первая остановка — Оксфорд) стоял у перрона с той воспитанной сдержанностью, которая отличает поезда на этом вокзале. Рядом с ним стояли лорд Икенхем и Мартышка, поджидая Полли Плум, опоздавшую уже на тридцать восемь минут.

Всякий, кто хотел бы узнать, чем отличается оптимист от пессимиста, почерпнул бы немало, взглянув на дядю и племянника. Бег времени не утешил Мартышку, и его подвижные черты явственно выражали тревогу. Как всегда, когда рок связывал его с главой семьи, он испытывал точно то же самое, что испытываешь, срываясь в бочке с Ниагарского водопада.

Глава же семьи лучился радостью. Сдвинув шляпу набекрень, он с удовольствием оглядывал вокзал.

— Когда нам, хэмпширцам, удается попасть в столицу, — говорил он, — мы приезжаем на Ватерлоо, где шум и гам, а общество — смешанное. Как умиротворяет изысканный покой Паддингтона, где царят досуг и безделье, все мужчины — с таксами, а женщины в хороших костюмах похожи на лошадей! Посмотри, к примеру, на субъекта в соседнем купе. Не иначе аристократ, возвращающийся к любимой охоте.

Упомянутый пассажир глядел из окна сквозь очки в стальной оправе. Мартышке он не понравился, и лорд Икенхем с укоризной на него посмотрел.

— Мартышка, Мартышка! — сказал он. — Где веселье? Где праздничный дух? Разве ты не любишь расточать сладость и свет? Помню, в Вэли-Филдз ты был душой общества.

— Если сладость и свет — это такие визиты…

— Тш-ш! — прервал его лорд Икенхем. — У вокзалов есть уши.

И он увел племянника подальше, любезно прося прощения у тех, на кого тот налетал. Один из этих людей, весьма почтенный, поглядел на изящного пэра, но все же не припомнил, кто он. Однако пэр ему кивнул.

— Кто это? — печально спросил Мартышка.

— Понятия не имею, — ответил лорд Икенхем. — Где-то видел, а где — не помню. Наверное, вместе учились. К моим годам ты поймешь, что такие встречи не радуют. Недавно я видел мальчика, который был класса на два младше. У него седая борода. Поистине, усомнишься, так ли молод ты сам. А, вот и Полли!

Пружинящим шагом он подошел к ней и ее обнял. Мартышке это не понравилось. Хватило бы и кивка в отеческом духе.

— Ну, вот и ты! — сказал граф. — Трудно было вырваться?

— В каком смысле?

— Наверное, отец возражал. Что ты ему соврала?

— Я сказала, что еду к вам на несколько дней. Конечно, он решил, что это Икенхем.

— Вполне вероятно. Истину открывать нельзя, он нас не одобрит. Есть в дорогом старом Пудинге что-то пуританское. Что ж, все идет прекрасно. Ты сияешь красотой. Если у герцога сохранились человеческие чувства, он просто рухнет. Мне ты напоминаешь какой-нибудь Дух Весны, чем и отличаешься от Мартышки. Он грустит.

— Ха!

— Не говори так! Прыгай от радости, ты едешь в дивное место.

— Прыгать, да? А леди Констанс?

— Ну и что?

— То. Ронни говорит: не увидишь — не поверишь. Хьюго бледнеет при ее имени. Монти подозревает, что она приносит по ночам человеческие жертвы.

— Чушь и выдумки! Дама старой школы, в митенках, вот и все. И откуда у тебя эта унылость? Не от моих предков. Увидишь, нас ждет одна из крупнейших побед.

— Как на собачьих бегах.

— Что тебе дались эти бега? Констебль поторопился. Берут в полицию всяких невротиков! Ну что ж, надо занять места. Видишь, дядька с флажком?

Они вошли в купе. Пассажир в очках по-прежнему глядел из окна, но, когда они проходили мимо, внимательно на них посмотрел, словно что-то заподозрил. Это было не так. Руперт Бакстер, сменивший службу у графа Эмсворта на службу у герцога Данстабла, всегда смотрел пристально, такая привычка. Отметив, что девушка хорошенькая и чем-то знакомая, он сменил котелок на дорожную шапочку и задремал.

Тем временем в соседнем купе лорд Икенхем уточнял всякие мелочи.

— Решим насчет имен, — говорил он. — Это очень трудно. Тогда, на бегах, я выдумал неудачно. «Джордж Робинсон» и «Эдвин Смит». Смешно! Ну, я — Родерик Глоссоп. Ты, Полли, будешь Гвендолин. А вот Мартышка?