– По ней, родимой, с картографией повенчанной, будь она неладна! – преувеличенно тяжко вздохнул Кочетков.– Мундир вот только по такой жаре не ношу, благо статус командированного такую вольность позволяет.

– А я вот без мундира, словно без кожи,– усмехнулся Арсенин.– Привык, знаете, за столько-то лет. А про приглашение – не забудьте.

– Всенепременно буду! – церемонно поклонился Владимир Станиславович и тут же озорно подмигнул Арсенину.– Тем более у меня в нумере бутылка французского коньяку завалялась. Маленькая, всего-то в четверть [27] будет. Оно, конечно, не шустовский нектар, но для… чаю очень к месту придется. Метко сказано, что на чужбине и мытарь за родню идет, а уж встреча с вами, Всеслав Романович, приятнейший для меня подарок! Только б с той четверти да на радостях не загулять нам да не пойти к вратам Царьграда щит приколачивать, а то этак и до войны недалеко… Обратили внимание, сколько немцев в Стамбуле? Привечает их нынешняя власть.

Кочетков недовольно дернул щекой и о чем-то задумался. Мгновением позже он, стряхнув мимолетное оцепенение, склонил голову в коротком поклоне.

– А сейчас разрешите откланяться. Вы так стремительно и целенаправленно неслись по улице под всеми парами, что не составляет труда догадаться о вашей занятости. Эдуарду Рудольфовичу привет!

– Передам обязательно! – Арсенин пожал протянутую ему на прощание руку и на секунду задумался.– А что, барон фон Штейгер все еще в главных агентах ходит? Поговаривали ведь, что его еще по лету на пенсион проводить собирались?

– Здесь он, здесь,– доверительно кивнул Кочетков.– Этот могучий старик всей нашей империи подобен, непоколебим и неистребим. Не смею вас больше задерживать, а вечером крепите ванты и шкоты – обязательно в гости нагряну!

Как и было обещано, Кочетков навестил кают-компанию «Одиссея», произведя на господ офицеров самое благоприятное впечатление. Весь вечер он озорно и весело шутил, долго и со знанием дела обсуждал с механиком Никитой Степановичем достоинства и недостатки новых котлов Беллино-Фендерих, умудряясь в то же время дискутировать с доктором Карпухиным и штурманом Силантьевым о культуре Индии и причинах восстания сипаев. К слову сказать, принесенная Кочетковым бутыль с коньяком так и осталась едва початой, потому как чрезмерное винопитие во время похода на борту «Одиссея», мягко говоря, не поощрялось. Так что щит к воротам Царьграда так и остался не прибитым. До следующего раза.

За веселым и познавательным общением время пролетело незаметно, и только когда Силантьев, собираясь на вахту, стал прощаться, собрание в кают-компании заметило, что четыре часа пролетели незаметно. Следом за Силантьевым распрощался и Кочетков. Позвав вестового, он попросил разлить коньяк по бокалам, после чего, завершая встречу, гость произнес длинный и красивый, слегка вычурный, но от этого не менее приятный тост.

Уже стоя напротив сходней, Арсенин несколько озадаченно взглянул на Кочеткова и спросил:

– Владимир Станиславович! Простите, бога ради, ежели не в свое дело лезу, но ни днем, ни нынче вы так и не обмолвились, каким ветром вас в сии палестины занесло, упомянули, что вам пароход еще дней десять ждать, и только.

– Господь с вами, Всеслав Романович! Какие могут быть обиды? Никаких, ровно как и тайн.– Передумав спускаться, Кочетков повернулся к капитану:– Служба меня сюда занесла, по ее делам и далее направляюсь. А через десять дней, если беды какой не случится, Константинополь навестит «Espadarte», пароход португальский. Вот на нем я в Лоренсу-Маркиш проследую, если ранее от жары и скуки ноги не протяну.

– А зачем вам столько времени терять? – обрадовался возможности оказать любезность Арсенин.– Чем с инородцами два месяца по волнам болтаться, не лучше ли делать это с земляками? Если вы не против нашего общества, могу предложить вам вторую койку в своей каюте и стол в кают-компании.

– Спасибо за предложение,– пытаясь разгадать, есть ли в неожиданном предложении подвох, чуть настороженно прищурился Кочетков.– Только одного не пойму: вы, конечно, капитан и сам себе голова, но вот так, ни с того ни с сего, ради случайного знакомца отправлять свое судно за тридевять земель? Позвольте полюбопытствовать, с какой это корысти?

– Да нет же, нет! – рассмеялся Арсенин.– Нет никакой корысти. Точнее, корысть присутствует, но к вам никакого отношения не имеет. У меня фрахт до Дурбана, а в Лоренсу-Маркиш мы так и так заходить будем, бункероваться да свежую воду в анкера брать. Так почему бы мне не помочь хорошему человеку? Тем более такому приятному и интересному собеседнику.

– Если так, то вы, Всеслав Романович, меня премного обяжете.– В порыве благодарности геодезист крепко пожал Арсенину руку.– Предложение ваше для меня как нельзя кстати, ибо никто еще не опроверг романского измышления – tempori parce! Только теперь я даже не знаю, что более для вас обидно – что в корыстолюбии вас заподозрил или же что в недостатке прагматизма уличил.

– За такие подозрения я б и на мытаря не обиделся, а на вас и подавно,– вновь улыбнулся Арсенин.– Вы сейчас портье записочку черкните, а я вестового в гостиницу за вашими вещами отправлю. Незачем вам по ночному Стамбулу ноги бить да местных разбойников в искушение вводить. Пока матрос до гостиницы добираться будет – прошу в мою, а теперь и вашу, каюту.

Перешагнув через комингс капитанских апартаментов, Кочетков бегло, но в то же время внимательно осмотрел помещение, а затем, подойдя к книжной полке, взял с нее один том.