Понятие «за углом» в данном случае оказалось почти буквальным – через десять минут ходьбы по переулкам, похожим один на другой, словно китайцы в глазах белого человека, компания подошла к одноэтажному каменному домику с фасадом, украшенным потрескавшейся деревянной вывеской, размалеванной в цвет итальянского флага.

Внутри кантину переполняли люди в коротких белых рубахах с отложными воротниками, повязанными широкими синими шейными галстуками, по-видимому, матросы с итальянского крейсера, пришедшего в порт накануне. С трудом найдя свободное место за узким квадратным столом, притулившимся к стене около входа, русские матросы прождали местный аналог полового почти четверть часа и уже собрались уйти, как к столику подбежал запыхавшийся мальчишка в залитом чем-то липким фартуке.

Спустя еще какое-то время, когда моряки, глядя на окружающее их чужое веселье, уже начали звереть от долго ожидания, тот же мальчишка с грохотом опустил на стол пару бутылок с граппой и стопку оловянных стаканчиков. Осознавая, что если заказать что-нибудь из еды, то будет отменный шанс в ожидании оной загнуться от голода, Корено сунул мальчишке несколько серебряных лир и отпустил его с богом.

Василек, парень с лицом украинского парубка и сложением циркового атлета, какому позавидовал бы и гоголевский Вакула, двумя пальцами раскрошил в мелкую крошку сургучные печати, закупоривавшие бутылки, и, угрюмо поглядывая на итальянских моряков, разлил водку по стаканам.

– Слышь, Никола, а можа, повыкидывем отсель эту шоблу, тогда хоть поедим нормально, а? – Семен Котов по прозвищу Сеня-волнолом с точностью хорошего дальномера одним взглядом измерил расстояние от своего кулака до челюсти ближайшего к нему итальянца.– А то пока они здеся гулеванить будут, мы какой-никакой еды вовек не дождемся.

Услышав Сенькины слова, Петро Ракитин, внешне маленький и щуплый, но в драке опасный, как гремучая змея, привстал из-за стола, взвешивая в своей руке табурет, а Василек, закинув единым махом содержимое стакана в глотку, азартно крякнул и смачно хрустнул пальцами, разминая кулаки.

– Шо я имею вам за это сказать, мой юный друг,– хмуро буркнул Корено, небрежно прихлебывая крепкую водку, словно лимонад жарким днем в парке.– Мне эти макаронники дороги не больше, чем ухарю цынтовка, но Кузьмич просил за такой мордобой, так шоб как мы шведу под Полтавой дали, а тут собралось столько босяков, шо, боюсь, в роли шведа окажемся мы.

– Так, может, ну ее к черту, эту кантину? – тоскливо протянул Троцкий, втайне надеявшийся, что вечер пройдет мирно.– Не одна же она на весь Порт-Саид, другую найдем?

– Не могу сказать, шо люблю эту идею как Айос-Димитриос [29] ,– проворчал Корено, допивая водку.– Но тут мы высохнем, как бычки на пляже, раньше, чем дождемся подмоги этим бутылкам, не говоря уже за покушать. И это притом, шо питья и осталось-то на пару глотков. Так шо допиваем эти капли и ложимся на новый курс.

Выхлебав свою порцию одним глотком, Коля смял в кулаке оловянный стаканчик, словно бумажную салфетку, и направился к выходу.

Несмотря на вечернее время, улицы бурлили самой разной публикой. Бродячие цирюльники. Мороженщики. Торговцы подсахаренным мелким льдом, лимонадом, гранатовым соком, коржами и лепешками. Кальянщики, предлагающие за мелкую монету покурить или просто затянуться из дымящихся кальянов. Фруктовщики с ломтями сочных арбузов и дынь, грудами винограда, бананов, апельсинов, персиков. Цветочники с букетищами и букетиками. Продавцы натасканных на охоту соколов и кречетов. Знахари с афродизиаками и снадобьями от всех на свете недугов. Уличные писцы с медными калямданами за поясом. Факиры и дервиши, увешанные амулетами, с длинными посохами и тыквенными баклагами. Астрологи и гадальщики с билетиками, предсказывающими будущее. Нищие с дрессированными обезьянами, калеки, фокусники и заклинатели змей. А также великое множество иных людей самых разнообразных национальностей, вероисповеданий и профессий, слишком многочисленных и разнообразных, чтобы пытаться их перечислить.

Около получаса компания блуждала по закоулкам в поисках подходящей «якорной стоянки», по выражению Корено. Трижды они натыкались на различные портовые забегаловки, но каждая из них буквально трещала по швам от народа, а так как повторять опыт ожидания в кантине не хотелось, товарищи двигались дальше. Несколько раз им попадались встречные ватаги из пьяных моряков, бредущих в обнимку и орущих что-то разгульное, один раз повстречался военный патруль. И если чужая матросня при встрече с Корено и его товарищами окидывала друзей оценивающими взглядами, решая, подходящий ли они для победоносной драки противник, то патруль, увидев мрачные физиономии русских моряков, счел за благо скрыться в ближайшем переулке.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это путешествие, если бы внимание матросов не привлекла понурая фигура, прислонившаяся к стене очередного кабака.

Подойдя вплотную к тоскующему незнакомцу, Троцкий с удивлением узнал Фильку Потапова, так озорно посмеявшегося над боцманом каких-то полтора часа назад. Причина Филькиного уныния оказалась ясна без слов: из одежды на нем имелись только парусиновые штаны да нательный крестик.

– А ить Кузьмич гутарил, чоботы та волынячку не пропиваты, а ен в единых портах стоить?! – удивленным тоном возмутился Василек при виде сослуживца. – Хотя ни, подивитися, хлопци, мабуть ен и не п’яний. Гей, Филиппка, лиха притуга с тобой зробылась, чи шо?

– Не пил я,– чуть не плача пробормотал Потапов.– Пару глотков ежли только. Я от Кольши Сумятина отстал да заблудився. Гленько – трактир, зашел оглядеться, можа и Кольша тут. Тока-тока пару стопок горькой опрокинул, ко мне бравец походит, сам на турчанина похож, но по-нашески балакает. Тот мужик мне в картишки предложил перекинуться, я, дурень, согласился взаболь сыграть. Нараз мне карта шла, я даже пару рублевиков местных выиграл, а опосле как оприкосил меня кто, глянуться не успел, как и без денег, и без обувки с одежкой остался. Как теперь на пароход идти – не знаю, Кузьмич меня точно укатошит.