Эта красивая женщина с удивительной судьбой давно стала «нашей», очень близкой и родной, несмотря на французское гражданство. И дело не столько в русских корнях. Марина Влади была женой великого русского барда Владимира Высоцкого. Многие годы она, как самый близкий ему человек, разделяла его сложную судьбу, душевную боль и чаяния. О Марине Влади написано множество книг, но впервые все самое ценное, интересное и значимое собрано воедино. В итоге автор представляет читателям созданный им образ иной Марины Влади — нежной, хрупкой, легкоранимой женщины, умеющей и любить, и прощать…
— …Я?.. В Россию?!. Девочка моя, ты сошла с ума. О чем ты говоришь? — Мама мягко улыбнулась. — Да как тебе в голову могло прийти такое? Полвека прошло, вся жизнь….
— Вот именно поэтому, мамочка. — Марина встала из-за стола. Медленно прошлась по комнате, остановилась рядом с Милицей Евгеньевной. — Именно поэтому… Представь себе, ты вернешься в свою молодость. Ощутишь себя юной, здоровой, беспечной, с головой окунешься в воспоминания, переживешь те самые чувства, которые ты испытывала тогда…
— О нет! — Мама протестующе подняла руку. — Только не это. Я не враг себе самой. Не дай боже еще раз такое пережить…
— Мамочка, неужели тебе не хотелось бы вновь войти в тот зал в Смольном, в котором ты танцевала? Помнишь, ты рассказывала о своем выпускном бале, ты танцуешь перед государем императором…
— Никогда не стоит возвращаться туда, где ты уже был однажды счастлив. Ничего не повторяется дважды. Мы возвращаемся другими и видим все по-другому. И обыкновенно наступает разочарование, поверь. Неужели с тобой такого не бывало?
— Нет, — улыбнулась Марина и присела на диванчик рядом с матерью.
Мама прикоснулась к ее плечу:
— Ну вот, это еще раз подтверждает, какая ты у меня еще совсем маленькая, молоденькая… женщина.
— А я уже обо всем договорилась, распланировала чуть не по дням. Вначале мы бы полетели в Москву на открытие кинофестиваля. Обычно русские делают это чрезвычайно помпезно, с шиком и размахом… Потом бы поехали поездом в Петербург. Это всего-навсего одна ночь. Затем…
— А что там сегодня, в Смольном? В 17-м, насколько я помню, там располагался штаб Петроградского военно-революционного комитета.
— Ой, я точно не знаю… Что-то вроде мэрии, Городского совета, кажется. Нет, точно не скажу… Прости.
— А Адмиралтейскую иглу ты видела? По-прежнему сияет?
— Конечно.
— Ну хоть это хорошо. Ты же помнишь, что твой прадед был адмиралом, когда-то заседал в самом Адмиралтействе.
— Я помню, мамочка…
«Мой вишневый сад»
Маша. Может быть, в других местах и не так, но в нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди — это военные…
— Помнишь, Катюш, — бабушка предпочитала называть Марину вторым, домашним, именем, — я тебе «Бородино» Лермонтова читала? Как там Михаил Юрьевич о полковнике писал? «…Слуга царю, отец солдатам». Помнишь?.. Ей-богу, это о твоем дедушке, мамином отце.
Энвальды — потомки древнего рода викингов — верно служили российскому престолу. Так повелось еще со времен Петра Великого. Празднуя победу под Полтавой, царь Петр устроил в своем полевом шатре пышный обед, куда пригласил даже пленных шведских офицеров. Знаешь, какой тост тогда провозгласил Петр? «Пью за здоровье моих учителей в военном искусстве!» И указал на шведов. А потом предложил им поступить на службу в Российскую армию. Желающих оказалось немало, тем более что их король Карл подло бросил свое разбитое войско на произвол судьбы, а сам сбежал…
Вот так, Катюша, дедовы предки навеки остались в России. За двести с лишним лет эти земли стали им родиной, а Энвальды, сохранив свою скандинавскую фамилию, — православными, исконно русскими людьми… Дедушка твой, Евгений Васильевич, был натуральным русаком. Блестящий офицер, красавец, романсы пел изумительно… Устоять перед ним было невозможно. Но, — бабушка даже приосанилась, — посватался он ко мне. Так мы, Верженские, и породнились с Энвальдами…
Нес службу Евгений Васильевич достойно. Перед войной с японцами он был уже полковником, командовал Воронежским полком. А жили мы тогда в Харькове…
— Почему?
— Что «почему»? Там был расквартирован полк.
— Но почему же тогда Воронежский, а не Харьковский? — не унималась дотошная девочка.
— Катюш, я знаю, что в географических науках ты разбираешься. Воронежский — это наименование полка. Вот ты — Полякова-Байдарова, но живешь не в Польше и не в Крыму, у Байдарских ворот, а во Франции…
— Да, поняла я, поняла, прости, бабушка.
— Ладно, почемучка. Давай-ка попьем чайку.
— С безе?
— А как же мама?
— А мы ей не скажем…
(Всякие сладости и мучное для дочерей Поляковых-Байдаровых находились под строжайшим запретом. Мама готовила своих девочек к балетной сцене, надеясь, что их успехи превзойдут ее собственные. Нарушительниц табу ожидала суровая кара — несколько часов дополнительных занятий у станка в домашнем танцевальном классе. Коварная соседская девчонка Танюшка Фролова тайком таскала им конфеты и пирожные, а потом следила, как кое-кто из сестриц за обе щеки уплетал запрещенные сладости, только Маринка, вредина, стиснув зубы и чуть не плача, упрямо отказывалась от дармового угощения. «А однажды она даже назвала меня толстой булкой, — жаловалась искусительница, — и пригрозила, что расскажет все маме, если я буду и дальше носить им шоколад».)