Погоня была долгой. Преследователи не отступали, пока наконец стрелок, сидящий в будке наверху не закричал, что прибыла подмога и мы прорвались. Страхи сомнения ушли, калитка захлопнулась до следующего раза. Через некоторое время наш ховер остановился, из него вынесли раненого, успевшего накричаться и впасть в блаженное забытье. А мы покатили в Вавилон.

Глава 16. Скорый суд.

К сожалению, красот новой колонии людей на Вивусе я так и не увидел. Положение пленника к экскурсиям не обязывает. Но то, что здесь цивилизация шагнула далеко вперед, я понял по тюрьме.

Дик, вместе с раненым воякой отправился в местное учреждение здравоохранения. А вот нас выгрузили у большого одноэтажного здания. Уже смеркалось, но разглядеть экстерьер нового места заключения все же удалось.

 В Вавилоне была самая настоящая тюрьма, построенная из пористого камня. Метод стройки был все тот же. Сплавление с помощью резака и термоизоляции. Только вот исполнено все было более культурно. Ни тебе потеков, ни кривых стен, вполне себе нормальная кладка, перекрытия из листов и чего-то вроде бетонных балок. Ангар Ямы и бар Моргана, в сравнении с этой постройкой выглядели бы так же, как шалаш и хороший кирпичный дом.

За массивными дверями нас ожидал просторный «предбанник» с бойницами. Здесь нас еще раз обыскали и отвели в довольно большую камеру, где уже сидели четыре человека. Габариты Африки и Стоуна сразу же произвели впечатления, так что нам молча уступили дальний угол у небольшого окна с самой настоящей решеткой.

Там были навалено множество затрапезных распоротых спальных мешков и еще какого-то тряпьё. Запах исходивший от кучи, говорил о тяжелой жизни туристических изделий. Выбрав что почище, мы уселись на пол, переговариваясь ничего не значащими фразами. Один из сидельцев. Сморщенный азиат, лет сорока, с тонкими полосками прищуренных глаз, и огромной лысиной с прилипшими к ней тонкими прядями, осмелев, подсел к нам поближе. Он протянул руку:

– Хошемин. Меня зовут Хошемин, это не имя, а кличка! – представился он, слегка кивая головой при каждом слове. – Имени своего я давно не помню! Увы, а ведь оно, наверняка было прекрасным.

Наше молчание не смутило его, он продолжил:

– Я здесь политический заключенный. Мои разногласия с Венделем достигли такого накала, что я оказался здесь. – затем он хитро прищурился и спросил, - А вы откуда. Я слышал, что к нам перебрался весь Полис свободы. Вы должно быть оттуда, теперь мерзкие порядки этих вояк действую и у вас!

В дальнем углу заржала тройка столь заросших и нестриженных оборванцев, что было лишним даже для Вивуса, где с парикмахерскими ощущалась явная напряженка.

– Ну Хош! Опять жжет! Политика! Стащил у Элли, прямо у аппарата баклагу с пойлом и вылакал все. А теперь политика! – опять прыснул один из них.

Хошемин прищурился еще больше, так что его глаз стало вообще не видно и прошипел в ответ:

– Мне нужен был спирт, для своих исследований. Я все потратил на исследования, а этот баран Вендель с идиотом Новиковым не захотели меня поддержать. Они не давали мне ресурсов, держали на голодном пайке! Как какого-то несмышленыша, гоняли с ружьем за периметр. А ведь я стоял у истоков благополучия Вавилона. Да, да я! Кретины! Да еще и бросили сюда. Ну, выпил я с горя, ведь не получилось. Немножко не хватило, все бактерии посева погибли! – и он поднял руки, сжав хиленькие кулачонки.

Стоун сейчас пребывал в какой-то ухмыляющейся апатии, уставившись в потолок. Африка переживал разлуку с любимым пулеметом и сидел истуканом, выписывая на ладони кренделя, своим пальцем-сарделькой. Пришлось налаживать контакты мне, хотя говорить ни с кем не хотелось:

– Мы из Калдрона! - решил я ничего не придумывать, так как скрывать нам уже было нечего.

У Хошемина немного приоткрылись глаза, в них загорелся какой-то загадочный огонек. И он быстро кивая в такт словам спросил:

– А что Калдрон, тоже присоединился к тирании Вавилона.

– Практически. Калдрон погиб, его уничтожили мохнатые. Выживших немного, добрая четверть здесь.

Оборванцы в дальнем углу оживились и начали смотреть в нашу сторону. Хошимин опять немного приоткрыл, вечно прищуренные глаза. Видимо это у него означало выражение крайней степени удивления. Его взгляд был глубокий словно бездна. Снисходительный мудрый, лукавый, сочувствующий, грозный. К этому взгляду следовало подобрать ещё сотню слов, выражающих человеческие чувства и особенности. И всё равно, полностью описать его было бы невозможно. Он содержал всё полностью, не забыв ничего. Лишь когда послышались слова я смог оторваться от этого взгляда:

 - Как, погибла целая колония? Что же вы делаете здесь? Вы же выжившие! – Хошемин развел руки в разные стороны.

 - Видимо нас считают преступниками! – решил я не вдаваться в подробности. – Даже не спрашивай за что, не знаю, но надеюсь, что здесь расскажут. Лучше опиши, как обстоят дела в Вавилоне? Мы о его существовании узнали то недавно! – немного приврал я.

Хошемин задал еще пару вопросов, на которые так и не получил ответов, после чего я начал по крупицам выпытывать информацию о Вавилоне. Мой собеседник был очень увлеченной натурой. Он много раз уходил в дебри невероятных слухов и сплетен, хоронил мои вопросы под ворохом ненужных размышлений о философских аспектах деятельности неизвестных, глубоко вдавался в политические отношения сильных мира сего, углублялся в научную подоплеку исследований бактерий Вивуса и вообще с каждым предложением уходил от сути вопроса.