Переглянувшись, мы подступили к иллюминатору. Довольно много времени ушло на то, чтобы разобраться с гайками, но в конце концов крышка была снята. Выяснилось, что через иллюминатор не пролезть – снаружи такой же выпуклый решетчатый колпак, как и вверху, но без петель и замка, приваренный к борту.

Мы сняли крышку с другого иллюминатора. Круглые отверстия находились высоко над ватерлинией, видно было хорошо.

Справа открылся берег – пласты вздыбившегося асфальта и покосившиеся дома. Между ними росли деревья и кусты. Из воды торчал чудом уцелевший фонарный столб, и вдруг я понял, что на нем неподвижно сидит тощий длинноволосый человек в коротких штанах, с голым торсом. Обхватив столб худыми волосатыми ногами, он разглядывал катер в бинокль. На поясе его висела кобура.

– Это кто такой? – удивился я.

– А? Где? – Чак, отпихнув меня, выглянул в иллюминатор. – А–а… ну, мало ли бродяг по Москве шатается.

– Откуда у обычного бродяги бинокль?

Вверху стукнула дверь, раздался возмущенный голос Юны, и тут же голова человека на столбе дернулась, а бинокль поднялся немного выше.

Несколько секунд он наблюдал за происходящим на палубе, потом сунул бинокль в чехол на ремне, развернулся и сиганул в крону дерева, растущего возле груды асфальтовых обломков. Оно закачалось, полетели листья, человек соскользнул между ветками и побежал прочь от берега. Катер уже почти миновал это место, и мы с Чаком прижались лбами к решетке.

Послышалось приглушенное стрекотание, из–за груды вылетел мотоцикл. Человек пригнулся к рулевой вилке, длинные волосы его развевались.

На палубе защелкали выстрелы. Стреляли именно в мотоциклиста – из кирпичной стены, вдоль которой он мчался, полетели облачка пыли. Никто не попал, и человек скрылся из виду, свернув на улицу, ведущую прочь от реки.

Некоторое время мы молчали, потом Чак сказал:

– Кто–то наблюдал за катером, и монахам это не понравилось. – Он сел под стеной, вытянув ноги, и хлебнул из кувшина. – Так, человече, надо разобраться. Значит, подружка твоя ехала в московский Храм на переговоры, чтобы Орден помог совладать с некрозом?

– Во всяком случае, так она мне говорила, – откликнулся я.

– Ну, не думаю, что врала. Зачем? Но всем известно, что Орден с Меха–Корпом на ножах. Как и топливные кланы. Значит, Корпорация пообещала в обмен помочь Ордену перебить мутантов, которых все больше на севере Пустоши и которые подбираются к границам Московии.

– Вроде правильно, – согласился я.

– Однако же топливные кланы хотят, чтобы некроз накрыл Арзамас, где засел Меха–Корп, и таким способом избавиться от него. Чтобы ненароком не появились у нас какие–нибудь штуки вроде этих твоих солнечных батарей… Так? Топливные с Корпорацией всегда не любили друг друга сильно, у них и войны случались, но Орден против Меха–Корпа открыто не выступал… И что теперь получается?

– А теперь монахи почему–то заперли нас. Да и Юна, судя по голосу, тоже не в восторге от происходящего.

– Девица постоянно от чего–нибудь не в восторге, такой уж нрав. Ладно, допускаю, что и она под арестом. Дальше что? Дальше вопрос: почему монахи так с нами поступили?

– Тут две причины могут быть, – сказал я, переходя к другому иллюминатору. – Либо этот Владыка Гест передумал заключать договор и решил взять Юну в заложницы – Корпорация исчезнет вместе с Арзамасом, но иметь в заложницах дочь Тимерлана Гало все равно выгодно…

– Либо, – подхватил Чак, – Владыка с самого начала никакого договора заключать не желал. И это все просто ловушка, потому что Орден не может некроз остановить. Я, человече, склоняюсь скорее к такой мысли.

– Почему? – спросил я.

– Да потому что мы об чем толкуем вообще? Об некрозе, его тебе в печень! С ним никто никогда совладать не мог. Он на Пустошь уже сколько сезонов ползет, сколько циклов… Теперь вот просто быстрее стал двигаться, да пятна эти стали чаще появляться. И что это вдруг за чудодейственное средство, которое невесть откуда у Ордена появилось? Брехня!

– Чего ж в Меха–Корпе на брехню повелись?

– Да потому что Корпорации ничего не оставалось, как за соломинку ухватиться.

Я молчал. Если он прав, если нас собираются оставить в Храме… Хотя почему нас? Оставят Юну, а меня и Чака пристрелят либо повесят на перекрещенных балках, как тех мутантов у ворот Балашихи. И Тимерлан Гало, единственный, кто может рассказать мне про татуировку на шее Юны, умрет в Арзамасе вместе с остальными. Хотя для меня это будет уже не важно…

Нет, стоп.

Я посмотрел на Чака:

– А людей, которые могут ходить по некрозу не заражаясь, ты раньше знал?

Он покачал головой:

– Ты первый, южанин.

– Значит, и какой–то способ остановить некроз, способ, про который никто не слыхал, мог недавно появиться в распоряжении Ордена. Почему бы и нет? Но дело даже в другом…

– Дело в другом, – согласился карлик. – Да, забыл я: еще ж ты у нас есть, весь из себя загадочный. Ты тоже стал важной персоной, потому что можешь шастать по некрозу, и если про это знают кланы, так могли узнать и монахи.