Выход был один. Шарахнуть по смертоносному «члену» из квантовой пушки. Той самой, чью мощность она только что восстановила. Но тогда она гарантированно не успевала расправиться оставшейся второй пушкой с двумя «своими» обломками, поскольку аннигилятор был занят нейтрализацией «заряда дроби».

Полуторасекундный расчет показал, что с вероятностью в пятьдесят восемь процентов она распрощается с жизнью – времени для того, чтобы расправиться с самым большим, стотонным камушком, не хватит. Однако в любом ином случае Ганс Шефер гибнет с вероятностью в сто процентов.

– Не смей! – проревел в гермошлеме голос командира, догадавшегося, что у нее на уме.

Эрика решила, что сорок два процента – это охренительно хорошие шансы и молча, четким отточенным мысленным усилием перенесла огонь квантовой пушки с одного астероида на другой.

Она еще успела испытать смешанное чувство удовлетворения и жалости от превращения этого, по-своему замечательного произведения природы, в жалкий бесформенный и уже совсем не опасный силикатный огрызок, когда многотонная махина того самого опасного астероида, на который уже не хватило ни времени, ни мощности аннигилятора и второй квантовой пушки, врезалась в силовое поле «космического охотника», продавила его, словно железная гиря, упавшая на матрас, и острым углом обрушилась на корпус.

Визг и скрежет сминаемого «живого металла» смешался с дружным яростным воплем ее товарищей, наблюдающих эту картину, достойную кисти художника-баталиста, со стороны. А затем неожиданно и резко пришла боль, когда сработало автоматическое катапультирование, и ее, упакованное в летный скафандр-флюканзуг тело, уже в открытом космосе, прошил насквозь в районе левой ключицы камушек-метеор, величиной с хорошую пулю легендарного МГ-42.

Впрочем, насчет величины камушка-метеора выяснилось позже. А в тот момент забота у Эрики была одна: остаться в живых.

Не потерять сознание ей помог «ангел-хранитель» – аптечка молниеносной и автоматической медпомощи, которая сработала как надо, впрыснув в организм все необходимые поддерживающие лекарства, включая сильное обезболивающее. А родимый «флюканзуг» не только мгновенно затянул пробоины в самом себе (метеор прошел навылет), но заодно и предотвратил большую потерю крови, закупорив дырки в теле не хуже биопластыря. Впрочем, летный скафандр как раз был рассчитан на подобное и сработал штатно. Но одно дело знать, на что он способен в теории, совсем другое – убедиться в этом лично на практике. Незабываемый опыт. Не говоря уже об ощущениях.

Вот так, раненная и под лекарственным кайфом, Эрика и проболталась в открытом космосе, любуясь искристой потрясающей красой Млечного Пути и голубовато-жемчужной Новой Германией, плывущей где-то далеко-далеко под ногами, пока ее товарищи добивали в молекулярную пыль остатки астероидного роя.

Через два с четвертью часа двое пилотов уже освободились и смогли приступить к вылавливанию и спасению терпящей бедствие коллеги. Операция была отработана до мелочей на бесчисленных тренировках, а посему прошла успешно, и вскоре Эрика оказалась на борту линкора, где ею вплотную занялись врачи.

Туда же чуть позже был отбуксирован и ее разбитый, потерявший ход и управление «космический охотник».

Кусок жизни, длиной в несколько часов, выпал из памяти Эрики. А когда она вынырнула из снов в реальность, то обнаружила себя на койке корабельного лазарета с тщательно и аккуратно перебинтованной грудью и дремлющей рядом в кресле верной Тарсой Уругвато. Эрика совсем уж было собралась окликнуть своего денщика, как девушка открыла глаза.

– Здравствуйте, госпожа, – сказала она и улыбнулась. – Извините, что я заснула.

– Привет, Тарса. Ничего страшного. Давно ты тут сидишь?

– Сутки. Как вы себя чувствуете?

– Вроде неплохо, – ответила Эрика, прислушавшись к собственным ощущениям. – Грудь немного побаливает, а так – ничего.

– Метеор прошел навылет, – сообщила Тарса. – Врач сказал, что жизненно важные органы не задеты, и через пару недель вы будете в полном порядке.

– Это хорошо, – промолвила Эрика. – А скажи-ка, Тарса…

Дверь напротив отъехала в сторону, и через порог шагнул длинный, рыжий и носатый командир эскадрильи обер-лейтенант Ганс Шефер.

Тарса Уругвато обернулась через плечо, вскочила, как подброшенная, щелкнула каблуками и вытянулась по стойке «смирно», прижав ладони к бедрам и оттопырив локти.

– Вольно, ефрейтор! – скомандовал обер-лейтенант и махнул рукой, показывая, чтобы денщик очистила помещение. – Свободна.

Тарса покосилась на Эрику, и та прикрыла глаза – иди, мол, оставь нас вдвоем.

– Есть быть свободной, господин обер-лейтенант! – отчеканила Тарса и, демонстрируя безупречную выправку, вышла из палаты.