Все и кончилось.

Сначала, забрав с собой пять вражеских файтеров, ушли в вечность семь «Бумерангов».

Это был хороший счет, учитывая соотношение сил и возможности космических истребителей землян и чужих.

Затем пришел черед «Неустрашимого».

На него со всех сторон, словно волки на лося, насели пятьдесят три файтера чужих. И пока корабельный стрелковый комплекс КСК-800, оснащенный боевыми лазерами разной мощности и рельсотронами, отбивал их многочисленные и весьма болезненные атаки (кстати, весьма успешно, пятнадцать файтеров противника нашли свою смерть под его огнем), три громадины-корабля чужих (один остался рядом с тем, который хоть как-то, но достала ядерная боеголовка) неспешно приблизились и расстреляли крейсер землян в упор.

К чести создателей и экипажа «Неустрашимый» погиб не сразу. Целых двадцать две минуты сопротивлялась углеритовая броня; огрызались лазерные пушки и рельсотроны; держались на боевых постах люди.

И только после того, как прямыми ударами была уничтожена сначала рубка управления, затем маневровые двигатели, грузовой отсек, боевая палуба «Бумерангов» и чуть ли не половина пушек, стало окончательно ясно, что остальное продержится недолго.

К тому же из-за критической нагрузки основной реактор был на последнем издыхании, а потери среди личного состава составляли двадцать процентов. Убитыми и ранеными. Крейсер умирал, но не сдавался. Впрочем, сдаваться было некому. Для того, чтобы сдаться, надо поставить об этом в известность противника. А как это сделать, если с ним нет связи? Посигналить азбукой Морзе при помощи боевого лазера?

– Выстрелов к рельсотронам осталось на пять минут, – спокойно доложил Малковичу командир БЧ-2 Марк Коган. – Потом хоть пустыми бутылками заряжай. Так их тоже нет.

Капитан-командор промолчал. Ему нечего было ответить капитану третьего ранга. Да и не только ему. Вернее, было что, но он пока еще надеялся…

– На что ты надеешься, Иван? – негромко, так, чтобы никто не слышал, осведомился Питер Уварофф. Когда начался бой, он категорически отказался уходить в каюту и, пользуясь своим правом Генерального инспектора СКН и бывшего бригадного генерала, остался в боевой рубке, рядом с Малковичем. Последний не возражал.

– На чудо, Питер, на одно только чудо, – так же тихо ответил капитан-командор.

Дверь, чмокнув, разошлась в стороны, и через порог рубки перешагнул Анвар Исмагилов. Десять минут назад он отправился лично проверить реакторный отсек и вот теперь вернулся.

Вид у старпома был тот еще. Голова перевязана, щеки, лоб и тыльные стороны ладоней густо облеплены противоожоговым пластырем, а вместо рабочего комбинезона – черная парадная форма военкосмолета. Со всеми медалями и знаками различия.

– Ты что, кавторанг, уже на тот свет собрался? – хмуро осведомился Малкович, оглядев старпома с ног до головы. – Небось, и белье чистое надел?

– Разрешите доложить, комбез сгорел во время тушения пожара в реакторном отсеке! – отрапортовал Исмагилов. Было видно, что кавторангу плохо, но он держится. – Надел то, что под руку подвернулось. Не голым же было идти.

– Потушили?

– Потушили.

– Молодцы. Сам-то как?

– Нормально. Дикий хотел оставить в лазарете, но я велел не жалеть пластыря и обезболивающего, и сразу сюда.

Все знали, что старпом не чужд определенной бравады и даже откровенного хвастовства, но прощали ему эту маленькую слабость за честное отношение к делу и золотой голос. Когда Исмагилов брал в руки гитару, в кают-компанию набивалось столько народу, что сесть было негде, и опоздавшие слушали песни стоя.

– Герой, – буркнул Малкович. – Что там в реакторном?

Он спрашивал, поскольку знал – сведениям «бортача» не всегда стоит доверять на сто процентов. Человеческий фактор машина учесть не в состоянии.

– Конец реактору, – сказал Анвар. – Ну, почти. Несколько минут осталось.

– Угроза взрыва?

– Нет, слава аллаху, удержали. Просто конец. Там два прямых попадания было. От того и пожар.

– Потери?

– Двое убиты, трое ранены. Не считая меня.

– А по комму нельзя было доложить?

– Так сгорел комм. Вместе с комбезом.

– Значит, не врет «бортач», – пробормотал Малкович. – А жаль.

«Выходит, и пушкам конец», – хотел сказать Коган, но промолчал. Это было ясно и так.

«Ну что, все? – подумал Малкович. И сам себе ответил: – Все. Чуда не произошло».

– Внимание! – рявкнул он по общекорабельной связи металлическим, полным властной силы голосом: – Внимание всем! Говорит капитан-командор Иван Малкович. Экипажу приказываю немедленно покинуть корабль в аварийных капсулах! Повторяю! Всем немедленно покинуть корабль в аварийных капсулах, согласно инструкции!

Он отключил связь. Присутствующие в рубке смотрели на командира молча и растерянно.

– Вы что, охренели? – осведомился Малкович. – Приказа не слышали? Вон все отсюда! Старпом, ты лично помоги Дикому с эвакуацией раненых.