— Я опоздаю на «Мальтийского сокола», — сказал я Бродскому.

— Привет Хэмфри Богарту, — откликнулся он. — Помнишь, как в «Судьбе солдата» его убивают через дверь?

— Ну, да, Джеймс Кегни, — говорю я.

— Вот это парень, — говорит Бродский. — «Есть у тучки нежная изнанка».

— Я опоздаю, — повторил я.

— А я не опоздаю, — отвечает Иосиф. — Кстати, ваш ЦДЛ такое г.

Я возразил:

— Ты же был здесь всего полтора часа.

— Более чем достаточно.

— Я все-таки еще раз позвоню Ярмушу.

— Как хочешь, — сказал Иосиф, — Ярмушу так Ярмушу. Сегодня мама не дежурит.

И я пошел смотреть «Мальтийского сокола». (Мою поэму «Мальтийский сокол» можно прочесть в этой книге). Ночевал я у себя на Мясницкой. А утром Ярмуш увез Бродского в больницу Кащенко.

— Отчетливая шизофрения, — сказали в приемном покое.

Я снова позвонил Ярмушу.

— Он в хорошем отделении, — сказал Миша, — посетить его можешь в воскресенье. Возьми фруктов и книгу. Он тебя об этом просит.

В субботу из Ленинграда приехала моя жена, та самая, чья комната была на Мясницкой. Я взял из ее библиотеки Баратынского, мы поехали навестить Иосифа.

Свидания происходили в отдельной комнате с пейзажами Подмосковья на стенах. Стояли обшарпанные диваны, табуретки. Было много посетителей. Родные приехали с судками, кормили своих больных. Вышел Бродский, в серой больничной пижаме, подпоясанный веревкой. Фрукты сразу же подарил санитарке. При виде тома Баратынского восторженно поднял большой палец. Уселся. Закурил. Ему сделали замечание. Он докурил до конца. Замечания не повторили.

— Заберите меня отсюда, — сказал он. — В палате настоящие сумасшедшие. Именно здесь можно сойти с ума. Сделайте это немедленно.

— Но сегодня воскресенье, — сказала жена.

— Немедленно, — повторил Бродский.

Я пошел к дежурному врачу.

— Это невозможно, — сказал он. — Ему нужно отдохнуть, подлечиться. У нас приличные условия. Я думаю, месяц он здесь проторчит. Кстати, у нас ежедневные прогулки по территории. Ему полезно дышать свежим воздухом.

— В воскресенье не выписывают, — сказал я Бродскому.

— Завтра — последний срок, — ответил он.

Мы вышли с женой на улицу.

— Что делать? — спросила она. — Его надо достать оттуда во что бы то ни стало.

— Ардов, — сказал я, — он может все.

Мы поехали на Ордынку.

— Утром я позвоню Снежневскому, — сказал Ардов.

Снежневский был главный психиатр Министерства здравоохранения. Вечер провели у Ардовых. Боря сделал гениальный плов. Нина Антоновна была в театре. К Мише пришли Саша Нилин и Саша Авдеенко, потом Оля Никулина, потом Саша Рыбаков.

— Ребята, помогите, — сказал я. — Его надо достать оттуда.

— Да мы его выкрадем, — сказал Боря Ардов.

Даже собака Лапа недоверчиво тявкнула.

— Принесем ему одежду и… через забор, — продолжал Боря.

— А оттуда на машине, — подтвердил Авдеенко.

Виктор Ефимович Ардов жил так: два часа спал, три часа бодрствовал. И так круглые сутки. Как раз кончились два часа сна. Он вошел в столовую. Выпито нами уже было немало.

— Какое дурачье, — только и сказал он, когда я изложил ему Борину идею. — Я просто позвоню Снежневскому.

— Но он может отказать, — сказал кто-то.

— Кому? Мне? — возмутился Виктор Ефимович. — Я его водил на футбольный матч СССР — Турция в 1938 году. Ну, могу еще книгу ему подарить. Пообещаю билет на Утесова.

— Он, что, сам не может достать билета? — спросил я.

— Так ведь мы потом пойдем вместе за кулисы. Понимаешь разницу?

Разницу я понимал.

Боря пошел купить еще водки у таксистов. Нилин показал, какой правый хук у боксера Попенченко. Рыбаков сказал, что «Приключения Кроша» — это все его приключения, так называлась книга его отца Анатолия Рыбакова. Оля Никулина несколько раз перекрестилась. Пришел Толя Найман. Сильно попахивая французскими духами «Мадам Роша». Он опять обыграл Авербаха и Максуда. Принес нам выигранное — целлофановую сумку воблы. Боря пошел за пивом к таксистам. Миша рассказал, как он однажды провожал на вокзал Михаила Зощенко. Вдруг приехал Ярмуш.