Яна шла и чувствовала, как слезы текут по щекам. Она так хотела поговорить с Димой, но боялась того, что услышит. Боялась, что Руслан окажется прав.

— Дима, давай остановимся…

Дима посмотрел на нее. У него был очень холодный, черный взгляд. Черный от темноты, окутавшей их, и от гнева. Боль это или гнев? Яна не могла понять. В рюкзаке у нее лежал для него подарок. Просто так, без повода.

— О чем поговорить? — спросил Дима каким-то гортанным голосом и откашлялся.

Яне опять стало очень больно где-то глубоко внутри. Она посмотрела ему в глаза, но, наткнувшись на его холодный взгляд, способный заморозить на месте, как Снежная королева, все поняла. Что она сделала? Почему она должна каждый день унижаться перед ним? Почему именно она? Она никогда его не обижала. Не хотела ничем обидеть.

— Ты хочешь быть со мной?

— А ты? — Дима снова закурил. Яна никогда не думала, что он так много курит.

— Я не понимаю, что происходит.

— Так ты мне ответишь?

— А ты?

— Глупости какие-то.

— Почему мы даже поговорить с тобой нормально не можем? — вдруг закричала она и схватила Диму за руку.

— А может, не о чем говорить? — Дима сплюнул в снег, посмотрел Янке в лицо и быстро пошел к остановке. А Янка осталась одна.

Она оглянулась. Она стояла около школьной помойки с копошащимися в ней крысами и рядом с грязным бомжом, перегнувшимся наполовину в бак. Бомж подозрительно посмотрел сначала на Янку, потом на Димину спину и снова нагнулся.

Как во сне, она увидела удаляющуюся Димину фигуру. Согнутую от ветра, заметавшего следы. Яна смотрела, пока Димка не исчез за соседним домом у остановки.

Тогда Яна побежала. Она бежала, запинаясь о сугробы, падая и вставая. Из сумки у нее вывалился сценарий первого выпуска передачи, который написал Руслан, но она даже не подняла его.

Она увидела только, как Дима запрыгнул в автобус и исчез за закрывшимися дверями. Она долго ждала той же маршрутки и залезла в тепло. Люди странно смотрели на ее заплаканное лицо. Но ей было все равно. Еще пятнадцать минут в автобусе. И пятнадцать минут пешком до его дома на холме.

Дима открыл дверь и пропустил ее вовнутрь.

— Ты не успеешь на последний автобус.

— Ну и пусть.

Дима пожал плечами и пошел в комнату. Яна поняла, что Дима с каждой секундой все меньше и меньше похож на принца, каким он ей казался вначале. Но он становится более человечным, сложным, непредсказуемым и… родным. Несмотря ни на что.

Как всегда, Дима не хотел говорить. Ни о чем не хотел говорить.

Полоска тонкого света от работающего магнитофона. Кассета кончилась и хлопнула в тишине. Во всем мире люди уже пользовались дисками, а Димка до сих пор иногда включал по вечерам кассеты с «Нирваной».

Янка сидела на кресле, подобрав ноги, и смотрела, как Дима разбирается в своих многочисленных дисках.

Янка вдруг поняла, что задремала, пока Дима выгуливал собаку. Темнота расступалась перед глазами, пока она терла их и откидывала волосы на спину. От приоткрытой форточки холод пробирался по шторам и ложился на плед, в который она укуталась. Янке хотелось провести по Димкиному лицу пальцем. Завитки волос, нос, щеки… Светлыми оттенками, как маска, лицо выделялось на темной стене.

— Дима… — вдруг поняла Яна. — Дима, милый, мне такие плохие сны снятся в последнее время… Будто ты меня бросаешь. Бросаешь меня непонятно почему. Мы с тобой так мало говорили это время. Дима. Я люблю тебя! Но мне кажется, что ты мне не веришь, ни одному моему слову не веришь.

Яна снова мысленно нежно провела по волосам пальцами. По лицу, шее. Дима не отвечал и по-прежнему сидел к ней спиной. Повернулся. И она увидела глаза — огромные, черные, полные презрения. Дима взял стопку дисков и аккуратно поставил их на место. По его худой спине было понятно, что диски свои он любит больше, чем ее.

Янка, уже не сдерживаясь, не успевая стирать руками и пледом слезы, заревела.

— Ты раньше не могла это сделать?! Маму разбудишь… Она уже давно спит.

— Дима, Димочка, ты не представляешь, как я с ума схожу. Почему мы с тобой даже поговорить не можем? Спаси меня. Ты меня не любишь?

— Не любил бы — ты бы здесь не сидела!

Как пощечина.

Янка слетела с кровати, запнулась о тапочки, которые она оставила около кресла. Голова разламывалась, разлеталась на куски, сердце бешено стучало и рвалось из груди. Бухало как барабан на похоронах. В темноте еле нащупала собственную дубленку и сумку. А глаза метались по стенам. Там в темноте висят шарики еще с ее дня рождения, так и не сдулись. Дима выпросил их на следующий день после праздника. На столе, как всегда, стоит мышка с сердечком, которую она купила на занятые у подруг деньги буквально месяц назад. Где-то в столе — ее диски, ее картинка, которую она ему нарисовала на уроке, ее дневник, пачка фотографий. Так ради чего все это было?

— Яна, ты с ума сошла! Сядь! На улице мороз под сорок и поздно уже! Ты долго спала!

Но Яна уже застегивала куртку в прихожей.

— Я устала. Я выдохлась. Разочарована. — Повторила она фразу из любимого фильма. — Ты меня бросил вчера, не помнишь?

— Это ты меня бросила!!!

Яна не заметила этой фразы.

— А я притащилась! Надо исправлять свои ошибки! Извини за все! За хорошее и плохое! За то, что не сумели!

Она вылетела в коридор, сбежала по ступенькам, не оглядываясь. Казалось, он сейчас побежит следом, в одних джинсах и тапочках. Будет просить вернуться. Но он не побежал. И даже когда она обернулась на его темные окна, там кто-то задергивал шторы… Сугробы, пять часов сорок минут утра… Двадцать седьмое февраля. Куда? Зачем? Что это было?