Довольный тем, что остался, наконец, один, он затворил дверь, повернул в замке ключ и закрыл ее еще и на засов. Джори услышал, как отец зашаркал к письменному столу. Услышал он, очевидно, и жалобное поскрипывание кресла, в которое тяжело опустился отец. И тут, должно быть, Джори рискнул выглянуть из своего убежища.

Я покосился на Холмса.

— Продолжайте, старина, — подбодрил он меня. — Пока у вас получается просто отлично. Я бы даже сказал первоклассно. — Я понял, что он ничуть не шутит. Тысячи людей называли его холодным и не слишком ошибались при этом, но уж бессердечным человеком Холмса назвать было никак нельзя. Просто Холмсу удавалось не показывать этого — лучше, чем многим другим.

— Благодарю вас. Итак, Джори увидел, как отец его отставил трость в сторону и выложил бумаги — два конверта с бумагами — на стол. Он не стал сразу убивать лорда Халла, хотя и мог бы сделать это. Вот почему дело это кажется мне особенно мрачным, вот почему я ни за что бы не вошел в гостиную, где до сих пор сидят и ждут эти люди. Не вошел бы даже за тысячу фунтов! Ну разве что только в том случае, если б меня втащили туда силой.

— А с чего это вы взяли, что он сделал это не сразу? — спросил Лейстрейд.

— Крик раздался через несколько минут после того, как в двери повернулся ключ и щелкнул засов. Вы сами это сказали, полагаю, у вас были веские основания верить, что это было именно так. К тому же от двери до стола с дюжину крупных шагов. Страдающему подагрой человеку, такому, как лорд Халл, потребовалось бы секунд тридцать, а то и сорок, чтобы дойти до стола и усесться в кресло. И еще секунд пятнадцать на то, чтобы пристроить трость там, где ее нашли. И разложить на столе бумаги.

— Что же произошло затем? Что произошло за те последние одну-две минуты? Вроде бы совсем короткий отрезок времени, но Джори Халлу он должен был показаться вечностью. Думаю, лорд Халл просто сидел за столом и разглядывал бумаги, сравнивая старое завещание с новым. Издали Джори было бы трудно различить эти два документа. Он знал, что листы пергамента были разного цвета — единственный ключ к различию.

Он знал, что отец собирается бросить старое в печь; полагаю, он дожидался именно этого момента, хотел увидеть, какая из бумаг это будет. Кроме того, существовала возможность, что старик просто жестоко подшутил над своими домочадцами. Что, возможно, он собирался сжечь новое завещание, а старое вернуть на место, в сейф. А потом выйти из комнаты и объявить семье, что новое завещание находится в сейфе. Кстати, Лейстрейд, вы знаете, где оно сейчас? В сейфе?

— Да. Вон в том шкафу, за пятью книгами. Они отодвигаются в сторону, и за ними дверца сейфа, — сказал Лейстрейд и указал на полку с книгами.

— В этом последнем случае были бы удовлетворены обе стороны — и старик, и члены семьи. Последние знали бы, что причитающаяся им доля в безопасности. А старик ушел бы в мир иной с чувством глубокого удовлетворения, считая, что его жестокая шутка удалась как нельзя более… И возможно, тогда бы он пал жертвой воли божьей, а не от руки Джори Халла.

Вот уже в третий раз я заметил, как Холмс и Лейстрейд обменялись многозначительными, насмешливыми и одновременно чуточку испуганными взглядами.

— Самому мне кажется, что старик просто наслаждался этим моментом, смаковал его, как смакуют после сытного обеда стопочку бренди или выпивают после долгого воздержания. Как бы там ни было, но прошло, наверное, больше минуты, прежде чем лорд Халл начал подниматься из кресла… И в руках его при этом находился пергамент более темного цвета, и собирался он направиться скорее к печке, нежели к сейфу. Каковы бы ни были его намерения, но Джори не сомневался, что час пробил. Вырвался из своего укрытия. За долю секунды преодолел расстояние, отделяющее журнальный столик от письменного стола, и вонзил кинжал в спину отца прежде, чем тот успел встать.

— Полагаю, вскрытие покажет, что лезвие пробило правый желудочек сердца и проникло в легкое. Этим и объясняется количество крови на столе. Я также хотел бы объяснить, почему лорд Халл успел закричать перед смертью. И какие последствия это имело для Джори Халла.

— Как прикажете это понимать? — спросил Лейстрейд.

— Запертая комната, она, знаете ли, чревата осложнениями, если только вы не хотите выдать убийство за самоубийство, — сказал я и взглянул на Холмса. Тот улыбнулся и кивнул в знак поддержки. — Последнее, чего бы хотелось Джори, так это чтоб комната выглядела недоступной вторжению извне… запертая изнутри дверь, запертые окна. И тут же человек с ножом в спине, который, как вы сами понимаете, никак не мог воткнуть этот нож сам. И мне кажется, он никак не ожидал, что отец перед смертью так страшно закричит. Ведь он планировал потихоньку убить его, сжечь новое завещание, отпереть одно из окон и выбраться через него из комнаты. А потом войти в дом через другую дверь и усесться на свою скамеечку под лестницей. И когда тело обнаружат, настаивать на том, что это было ограбление.

— Ну, стряпчего Халла он бы не провел, — заметил Лейстрейд.

— Думаю, тот бы в любом случае молчал, — заметил Холмс. А затем, после паузы, добавил уже более весело: — Готов побиться об заклад, наш артистичный друг хотел добавить еще несколько пикантных штрихов. Опыт показывает, что убийцы самого высокого класса всегда оставляют несколько ложных следов, могущих отвести от него подозрение. — Он издал странный лающий звук, означавший, по-видимому, смешок, затем отвернулся от окна, возле которого стоял, и посмотрел на меня и Лейстрейда. — Думаю, вы согласитесь, друзья мои, что в данных обстоятельствах убийство наводит на вполне конкретные подозрения. Но даже если стряпчий и заговорит, доказать все равно ничего невозможно.