– Люля, ты с ума сошла! Ты же простудишься! Ну что же ты за человек-то такой, а? Нет, ты ненормальная. Я к тебе датчик пришью, GPS, слышишь?

– Привет! – улыбнулась я, умиротворенная и тихая, полная своих мыслей, от которых все в мире казалось мне в тот момент прекрасным – даже Свинтус. Он был сильно помят, неожиданно трезв и встревожен донельзя. Он бросился ко мне, как настоящий рыцарь, подхватил на руки и принялся целовать. Пожалуй, за всю нашу историю так называемых отношений это был самый романтический момент.

– Нет, ну это ни в какие ворота! Ни одна нормальная женщина не будет вот так убегать. Ты же можешь заболеть! Это просто опасно, в конце концов.

– Я не думала!

– Это точно. Господи, и откуда только берутся такие ненормальные девушки! Ты хоть представляешь, как я извелся?

– Представляю, – усмехнулась я.

– Нет, ты не представляешь! Эй, гондола! Плыви сюда, слышь! – крикнул он, жестами подзывая такси.

Я не сопротивлялась. Нельзя было сказать, чтобы я была серьезна в своем намерении остаться на камнях Венеции навечно. Впрочем, трудно также сказать, что бы я стала делать утром, если бы Свинтус меня не нашел. Может быть, и осталась бы там в самом деле. Может, бросила бы разом весь свой опостылевший донельзя «бизнес», все свои планы, расчеты, обиды на жизнь и претензии к судьбе – и пошла бы бродить по Европе, пока меня не депортировали бы или не подобрали добрые люди.

– Я тебя нашел! Даже не верится. Я думал, ты вообще пропала! Люля, как же ты могла вот так уйти? Это же чужая страна! Нет, ты совершенно меня достала! – говорил Свинтус, но от одного моего сонного присутствия рядом улыбка озаряла его опухшее лицо, и он был таким счастливым! Всю дорогу до отеля он кричал, что привяжет меня к себе и больше не отпустит никогда, что это просто безумие – вот так просидеть на улице всю ночь. И что он, кажется, меня любит по-настоящему, что никогда в жизни никого так не любил. Растрепанный и счастливый, он прижимал меня к себе со всей страстью, на которую был способен.

Потом все вернулось на круги своя. Мне купили кольцо, браслет и три чемодана дизайнерских тряпок, которые я впоследствии успешно реализовала. Свинтус перестал капризничать и покупал все сразу, не рискуя со мной спорить. Но в глубине души я все же сожалела, что не осталась в Италии, не бросила все к чертовой матери. И в самом деле, что мне было терять? Что может потерять человек, у которого и так все, что можно, уже отобрали? Вот разве что Дашку оставили.

У Даши не было регистрации в Москве, не было полиса, но благодаря Агате это не явилось для нас проблемой. Отстояв очередь в регистратуре, мы наконец получили номер нужного нам кабинета в отделении гинекологии. От меня требовалось немногое – кивать и улыбаться. Я делала все больше механически, чем осознанно. Мне хотелось снова увидеть мужчину из парка. Или снова оказаться на камнях венецианской мостовой, что по какому-то странному внутреннему ощущению было практически одно и то же. Логики никакой – но странное желание становилось все сильнее. Венеция была далеко, однако усталый красивый мужчина был где-то здесь, в этом здании, он, похоже, в нем работал.

– Деточка моя, ты должна мне поверить – ты делаешь то, что нужно, – говорила Марина. Поскольку я неожиданно стала молчаливой и бесполезной, она приняла удар на себя. – Доктора из гинекологии, может, будут тебе говорить что-то другое. Они должны, им положено говорить. У них такая установка от правительства – они всех должны уговаривать оставить ребенка. Но тетя Агата тебе сказала все правильно, так что ты никого больше не должна слушать. Понимаешь?

– Да. – Мы нашли отделение гинекологии, там по коридорам туда и сюда бродили женщины в халатах – беременные и не очень. Около кабинета врача стояла толпа. Беременные сидели, а небеременные стояли, так как стульев было маловато. Выражение унылой обреченности объединяло всех. Дверь в кабинет открывалась редко.

Дашка отказалась садиться на освободившееся кресло. Потерянная и какая-то скукоженная, съежившаяся, она забилась в углу коридора и не показывала оттуда носа. Хотелось взять ее на руки и унести далеко-далеко. В дальние страны, где никакие мужчины не смогут использовать ее и бросить. Бедный мой ребенок. Уехать бы с ней в Венецию, бродить бы вместе по миру. И танцевать.

– Нас вызовут по фамилии, – добавила Марина. – Не должно быть долго.

– Хорошо, – совершенно безразлично пробормотала Даша.

– Ты вообще как? – Марина переспрашивала об этом Дашку уже раз в пятый, наверное.

– Нормально, – бесстрастно кивнула она.

И тут вдруг дверь кабинета, где располагалась персональная Дашкина инквизиция, открылась, и из нее вышел… ОН! Человек из парка! Усталый и расстроенный, растрепанный и высокий! От неожиданности я закашлялась и уставилась прямо на него.

– Кто тут Твердая?

Он задал вопрос так тихо, что его никто не расслышал. Кроме меня. Вопрос был задан в пустоту, он даже ни на кого не смотрел. Просто вышел и бросил в воздух свой вопрос, а я буквально подскочила, шокированная тем фактом, что он знает мою фамилию.

– Мы! Это мы! Вот и доктор! – отозвалась Марина и повернулась к двери.

– Марина? – человек из парка, усталый и без тени улыбки, удивленно взглянул на нее, а потом перевел взгляд на меня и удивленно вздрогнул.

– Вы? – выпалил он взволнованно, хотя совершенно непонятно было, что имелось в виду под этим «вы». Потом добавил, отчего-то нахмурившись: – Это вы ко мне? Мне звонили только что из приемной.

– Не я. Моя сестра, – сказала я, с трудом справляясь с собственным голосом.