Пробило половину двенадцатого. Тележка тронулась. Все было кончено! Они двинулись по сан-бабельской дороге. Кормилица, рыдая, поддерживала Валентину; девушка не могла плакать: сердце ее переполняла скорбь, но глаза оставались сухими.

Жан-Луи закрыл ветхие ворота. Они жалобно заскрипели на ржавых петлях, словно прощались с хозяевами, перед которыми им больше не суждено было отворяться; а те уходили в мрачном отчаянии, опустив голову, как первые люди, изгнанные, по преданию, из рая.

Дождь продолжал моросить, мелкий и пронизывающий, но Валентина не обращала на него внимания. Двенадцати часов еще не было… Нежели нет бога на небе?..

Когда несчастье чересчур велико, оно почти всегда приводит к неверию: человек начинает во всем сомневаться. Очевидность фактов — сильнее веры. И все же, несмотря на всю горечь переживаемых минут, смутная надежда теплилась в душе Валентины. Но покамест она все дальше и дальше уходила от Рош-Брюна, оставляя на каждом придорожном кусте клочок былых упований…

Сквозь вой ветра послышался стук колес, и вскоре на повороте появился элегантный экипаж. Это г-н Мадозе вместе в подвыпившими приятелями явился, чтобы вступить во владение Рош-Брюном. Завидя печальную процессию, делец велел кучеру ехать шагом. Поравнявшись с Валентиной, платье которой было мокро от дождя и забрызгано грязью, он громко сказал:

— Каждый в свой черед попадает в грязь!

Тетушка Алар подняла голову и воскликнула:

— Эту грязь можно смыть, но ты останешься замаран на всю жизнь!

Подъехав к воротам замка, Мадозе вышел из кареты и изо всей силы дернул звонок. Жан-Луи, с ружьем на плече, показался за решеткой.

— Ну, чего надо? — спросил он грубо.

— Черт тебя дери, я хочу попасть домой, нахал. Я новый владелец замка.

— Подождете! Двенадцати еще нет.

— Как, бездельник, ты не пускаешь меня в мой собственный дом?

— Раз ты решил разорить это совиное гнездо, — обратился к Мадозе один из его приятелей, — давай взломаем ворота. Не мокнуть же нам под дождем целых полчаса!

— Верно! — подхватил другой. — Мы проникнем через пролом, как папа Юлий Второй [104] ! — И, обращаясь к Жану-Луи, он добавил, сотрясая решетку: — Если ты сейчас же не откроешь, мы тебя так отделаем, что тебе небо с овчинку покажется!

— А я вам покажу, где раки зимуют!

И Жан-Луи прицелился из ружья.

— Ну-ка, пожалуйте! Посмейте только войти в эти ворота до полудня!

— Однако у этого молодчика странные замашки! — заговорили друзья нового владельца, отступая. — Послушай, Мадозе, если ты купил его вместе с замком, то, конечно, перепродашь, когда здания пойдут на слом?

— На слом? — воскликнул Жан-Луи. — Смотри-ка, чтобы я вам самим прежде не обломал бока, мошенники вы этакие! — И он пояснил: — Ведь вы все мошенники, канальи, раз не стыдитесь быть заодно с Мадозе, этим жуликом, который облапошил бы самого Господа Бога!

Кучер на козлах хихикнул. Мадозе побагровел от бешенства и вперил в Жан-Луи яростный взор.

— Ух ты! Ни капли я тебя не боюсь! — продолжал молодой мельник. — И прямо скажу все, что думаю о тебе и твоих друзьях. А завтра об этом узнает вся деревня. Если это тебе не по нутру, тем лучше. Я очень доволен. Ты поймешь, что деньги — еще не все. Честь тоже кое-что значит!

— Но, глупец, скотина, замок принадлежит мне по праву! На моей стороне закон!

— А на нашей — справедливость.

— Волей-неволей тебе придется меня уважать!

Вместо ответа Жан-Луи сплюнул, ловко попав прямо в карету, и стал презрительно напевать:

Пробило три четверти двенадцатого.

— Что же, вооружимся терпением, — сказал делец, направляясь обратно к карете. — Ждать остается не так уж долго.

В этот момент у ворот появился всадник. За его спиной сидел полевой стражник.

— Где тут господин Мадозе? — спросил прибывший. Дождевая вода лила с него ручьями вместе с потом.

— Это я, сударь, — ответил делец.

— Я — поверенный графа де ла Рош-Брюн. Вот те двадцать тысяч франков, что он вам должен. Соблаговолите дать мне расписку в их получении, а также копию купчей с правом выкупа имения в установленный срок, которую заключил с вами граф.

И он протянул дельцу пачку денег.