Генерал недоуменно побарабанил пальцами.

— Глаза беречь надо, — сказал он. — Какое у тебя сейчас зрение?

— Очень у меня неправильное сейчас зрение, — буркнул я. — Вижу не то, что надо.

— В каком смысле? — насторожился генерал.

Я вздохнул и начал перечислять.

— Лицо я ваше вижу плохо: мимику-то различаю, а вот какие у вас брови, какое выражение глаз, румяные ли щеки — этого я не знаю. Я и знакомых теперь узнаю с большим трудом — по форме лица, носа и посадке глаз. Но зато вижу внутренние органы, кости… — Я заметил, как генерал подобрался, принюхался, не пахнет ли спиртным, а затем поглядел на меня как на ненормального. Поэтому я быстро добавил: — Вижу у вас следы от перелома ребер и металлическую вставку на правой ключице. Вижу ваш письменный стол насквозь и шкаф. В столе…

— Стоп, — сказал генерал и положил ладонь на стол, словно хотел его прикрыть. — Ну-ка, объясни?

— Не могу объяснить, — вздохнул я. — Просто вместо световых волн я вижу звуковые. Так получилось…

— А ну-кась, — крякнул генерал, вынимая из ящика стола дискетку. — Что на этой дискете записано?

— Леонид Юрьевич, вы не поняли, — я вздохнул. — Дискеты читать не умею. Я не экстрасенс, не фокусник и не больной на голову. И не белая горячка у меня. Просто… заболевание такое. Неизвестное науке. Вижу только то, что для звуковых волн прозрачное. То есть — все…

— Так… — генерал задумчиво чесал подбородок, размышляя, как следует ко мне относиться. — Ну… а что у меня в верхнем левом ящике стола? — дал он мне шанс.

— В верхнем левом ящике стола у вас… — я глотнул. — Не пойму. То ли…

— Не поймешь? — прищурился генерал, словно уже уличил меня во вранье.

— Не пойму: то ли бублики такие маленькие, то ли баранки такие большие…

Генерал обескураженно выдвинул ящик, достал пакет и стал внимательно изучать ценник.

— Изделие хлебобулочное, — пробормотал он удивленно, — читай!

Он развернул ко мне пакет тем местом, где, видимо, была этикетка.

— А вот читать я больше не могу, — вздохнул я и, увидев его непонимающий взгляд, пояснил: — Если б вы из баранок слово какое-нибудь выложили… Или из картошки… — Я оглянулся. — Вот, стенку видите? Под самым подоконником, где батарея, но чуть левее? Там под слоями штукатурки, где цементом заливали, из камушков выложено «ДМБ-78»… Какие-то идиоты из стройбата, которые здание строили, себя увековечили. Можете расковырять штукатурку, проверить…

Леонид Юрьевич долго и печально смотрел в сторону окошка, словно тоже видел эти камушки сквозь штукатурку.

— А здесь ты, брат, сильно привираешь, — произнес он очень медленно и очень задумчиво, — не 78, а 73. И не идиоты из стройбата, а инженерный взвод…

— По-моему, все-таки 78…

— В семьдесят восьмом, — строго сказал генерал, — я уже после дембеля и на сверхсрочной послужил, и училище закончил, и высшие офицерские, и майора получил…

В это время в кабинет постучался рослый парень.

— Вот это наш новый программист? — с порога спросил он.

— Не-е-е, это не пойми кто… — задумчиво покачал головой генерал. — Никита, собери-ка наших техников и вызови Палыча из госпиталя, пусть окулиста прихватит и кого-нибудь из хирургов…

— Э! — Я испуганно вскочил.

— Спокойно, спокойно, — помахал рукой генерал. — Никто тебя резать не будет. Обследуют, посмотрят. Надо ж понять, что за черт побери?

…Обследовали меня часа три, я уже сам был не рад, что ввязался в эту историю. Хотя идея хорошенько обследоваться у врачей не покидала меня с того момента, как это все началось. Но не идти же к терапевту в районную поликлинику? А тут тебе под боком неплохой военный госпиталь… Единственное, что я им не объяснял — как и почему это началось. Отмалчивался: мол, не помню, напился, проснулся в лесу и вижу, что вижу… Ну, сами посудите, зачем мне еще полное обследование психиатра?

Сначала мне, разумеется, не верили, и пришлось показать пару фокусов. Тут сбежался, по-моему, весь госпиталь и вообще все, до последнего слесаря. Меня и прослушивали, и просвечивали, и на рентген водили, и чего только не делали. Затем физики отобрали меня у медиков и увели в свою лабораторию, заваленную приборами. По большей части — допотопными, но были там и очень любопытные штуки. Физики чесали в затылках и ставили эксперименты, из которых самый простой был — найти спрятанную вещь. Я был уже на сто процентов уверен, что они все поняли. По крайней мере, на меня никто не смотрел с подозрением — наоборот, больше не спорили со мной, согласно кивали, когда я объяснял и показывал, а затем переглядывались и лишь удивленно пожимали плечами…

Наконец я снова очутился в генеральском кабинете. В сопровождении местного светила физики — бородатого дядьки, который представился Кузьмой. И местного светила науки — я так понял, это и был Палыч. И плюс местный компьютерщик — мой несостоявшийся начальник Никита. Но он уже давно молчал.

— Значит так, — бодро начал Палыч, потирая свои пухленькие ладошки. — Что касается глаз: есть следы, есть следочки! След от ожога сетчатки на обоих глазах! Но не фатальный, нет. Видеть бы он с этим мог. А вот рефлексы… Рефлексы отсутствуют! Зрачок овальной формы, на свет не реагирует, будто глаза оторваны от мозга! А это не симулируешь. Так что глаза у него действительно ничего не видят, факт.