— Вот, — сказал булочник, указывая на Филиппа и Клару, — уличные певцы, наверное из той шайки, которую вы преследовали; иначе как бы они могли здесь очутиться? Я послал за вами, чтобы отдать их в руки правосудия.

— Документы есть? — спросил у Филиппа старший.

Юноша вынул из бумажника документы.

— Это не то, что надо.

— Других у нас нигде не спрашивали.

— Кто ваши родители?

— Мы сироты.

— Чем занимаетесь?

— Поем на улицах.

— Где живете?

— То в одном городе, то в другом; мы всегда в пути.

— Куда вы направлялись сегодня?

— Сюда, в Исси. Но мы пришли слишком поздно и не решились стучаться в гостиницу.

— Откуда идете?

— Из Парижа.

— Долго там пробыли?

— Мы там не останавливались.

— А где были перед этим?

— Везде, где придется. Мы иногда даже не знаем, как называется город…

— Ладно, в полиции у вас развяжутся языки. Марш!

Их окружили. Филипп сопротивлялся, пытался защитить Клару. Мандолину в схватке разбили и растоптали. Как и следовало ожидать, одолел закон; десятерым его представителям нетрудно было справиться с одним юношей и одной девушкой.

В участке, куда доставили Филиппа и Клару, царило смятение: полицейским было не до них и обоих арестованных втолкнули в общую камеру.

Уже рассвело, тюфяки убрали, и Клара уселась на пол в углу, между Филиппом и бродягой, захваченным вместе с ними. Это был седобородый старик, настолько худой, что под кожей у него проступали все кости. Его тяжелые квадратные челюсти были судорожно сжаты; длинные тощие руки устало повисли. Он не лег, а скорее бросился на землю со вздохом облегчения. По его телу пробегала дрожь, как по телу упавшей лошади, которая уже не в силах подняться.

У ног Клары, свернувшись калачиком, словно щенок, примостился мальчуган лет восьми. Он озяб и кутался в лохмотья. У ребенка был такой старческий вид, что его можно было принять за карлика. Какой горький жизненный опыт уже успело приобрести это маленькое существо! Мальчик устроился здесь как дома. Видно, он попал сюда не впервые.

Появление Клары никого не удивило. Лишь двое или трое пробормотали:

— Во те на! Парнишка, переодетый девчонкой!

Общее внимание привлекал странный шум за стеной, наводивший на мысль о погоне за зверем. На этот раз облаву устроили не в поле и даже не на улицах, а в самом полицейском участке. По коридорам и лестницам бегали полицейские: глухое эхо повторяло их топот и крики:

— Сюда! Она, наверное, здесь! Вот она!

Оказалось, что сошедшая с ума девушка, которую доставили в участок, вырвалась из рук полицейских и с громкими воплями убежала от них.

Арестованные обменивались замечаниями:

— Это девушка из приюта для выздоравливающих.

— Да, ее отвезут обратно в Нотр-Дам де ла Бонгард.

Потрясенная Клара хотела было вскочить и крикнуть: «Это ищут меня!», но потом подумала, что Эльмина сама откажется от ненужной добычи.

— Конечно, ведь она вас знает, — сказал Филипп, угадав ее мысли.

Оба задумались. Вдруг шум прекратился, и наступила полная тишина.

— Она, вероятно, выбросилась в окно, — предположил кто-то. — Я видел, как ее схватили. Это красивая девушка, она сломя голову, полуодетая бежала по улице, время от времени останавливаясь и крича: «Я — Виржини! Виржини!» Ее поймали на парапете набережной в тот момент, когда она собиралась кинуться в Сену.

Говоривший, довольный произведенным впечатлением, разгладил рукой усы.

— Она убилась! — бросил на ходу один из полицейских.

Стало так тихо, что эти слова донеслись в камеру сквозь запертые двери. Все вздрогнули.

— Какое несчастье! — воскликнул кто-то.

— Напротив, какое счастье для горемычной! — возразил высокий старик.

Через некоторое время разговор возобновился. Он шел то в мрачном, то в шутливом тоне. Клара и Филипп не принимали в нем участия; на душе у них было тяжело.

Мальчуган все время натягивал на себя свои отрепья, пытаясь согреться; в конце концов они совсем разлезлись, и он нервно засмеялся. Клара сняла с себя шаль и отдала ему.

— Спасибо, дяденька! — сказал малыш, полагавший, что в камере могут быть только мужчины. Он снова закутался в лохмотья, а сверху прикрылся шалью, стараясь устроиться поудобнее. Не по летам серьезный, он уже притерпелся к горю. Видя, с каким отвращением Клара смотрит на ползающих всюду насекомых, он сказал, вздохнув:

— Что поделаешь, здесь не Лувр.

— Как тебя зовут?

— Пьеро, дяденька.

Этот разговор окончательно убедил всех в том, что Клара — переодетый юноша.

— Как меня окрестили при рождении — не знаю, — продолжал мальчик. — Имя Пьеро [26] мне дали уже потом, за то что я хотел получить луну. Ведь я был очень избалован!