Якубович Евгений Львович
Шрифт:
С тех пор прошло несколько месяцев. Милейший Акакий Акакиевич и в самом деле не подвел. На следующий день после нашей встречи я поехал в автосервис. Там меня уже ждали. Мою старушку перебрали буквально по винтику. Практически, в ней заменили все, что можно было заменить. Поставили новый мотор. В тот день, кроме меня, на станции не было ни одного клиента — все было брошено на спасение моей старушки. Слегка обалдевший от такого обслуживания, я робко пытался совать трояки и пятерки из своего тощего кошелька. Мастера благодарили, но деньги не брали, приговаривая, что они счастливы услужить мне, и что деньги тут не причем.
Здесь я должен сделать небольшое отступление, и объяснить современному молодому читателю, что мои воспоминания относятся к тому странному времени, когда при повсеместном перевыполнении планов и невиданных темпах роста благосостояния трудящихся, население одной из крупнейших стран мира стремительно скатывалось в нищету. В условиях всеподавляющего дефицита, деньги сами по себе уже не имели особого значения. Определяющим фактором процветания была возможность «достать» что-либо. А доставать приходилось буквально все. Начиная от комплекта мебели и кончая элементарным батоном вареной колбасы.
В общем жил я в том самом Советском Союзе, в то самое время, когда правящая партия объявила о построении развитого (с ударением на предпоследний слог) социализма. То есть когда уже все разворовали, но делить еще не начали.
И вот в такой обстановке, моя жизнь стала стремительно изменяться к лучшему. После очередного визита Акакия Акакиевича, в соседнем гастрономе меня всегда ждал пакет с самыми диковинными деликатесами. Еще один визит — и мне в дом завезли комплект роскошной импортной мебели.
Я заходил в магазины и меня тут же с приветливой улыбкой заводили в заветную служебку, и буквально уговаривали приобрести (за чисто символическую «гос. цену», заметьте) самые дефицитные шмотки, которые и в закрытые партийные распределители попадали редко. В театральных кассах меня всегда ждала пара билетов на премьеру или какой-нибудь престижный спектакль.
В общем, не перечесть всех благ, которые добыл мне мой любезный Акакий Акакиевич. Мой быт был обустроен на самом высоком уровне, абсолютно недоступном для простого служащего, которым я был прежде.
Моя жизнь изменилась. Оставив далеко позади себя весь советский народ, я стремительно приближался к своему персональному, собственноручно построенному, коммунизму.
Между тем, наши отношения с бесом тоже несколько изменились. Теперь, если несколько дней я не вызывал его, то он неожиданно появлялся сам, мотивируя тем, что мол «соскучился по любезному другу». Тут уж мне приходилось срочно, бросив все дела, накрывать на стол и ублажать неожиданного визитера. Со вренем, вкусы моего гостя стали меняться. Он все меньше интересовался едой, несмотря на то, что у меня, благодаря его стараниям, теперь была возможность готовить самое изысканное угощение. Зато к выпивке мой гость стал относиться с большим вниманием. Если в начале нашего знакомства, мы выпивали с ним две — три рюмки водки, так, для аппетита, и под обильную вкуснющую закуску, то теперь одной бутылкой дело уже не ограничивалось. Не раз мне приходилось выскакивать ночью из квартиры, бежать к ближайшему магазинчику и покупать там у сторожа бутылку а то и две. Благо сторож тоже был обработан Акакием Акакиевичем.
Признаюсь, была в этом и моя вина. Разбаловавшись легкостью, с которой решались все мои насущные проблемы, я беззастенчиво требовал у беса все новых и новых услуг. Так случилось и в тот роковой вечер. У меня испортился кран в ванной, и я к своему удивлению обнаружил, что наш сантехник до сих пор остался не охваченным заботой Акакия Акакиевича. Вместо того, чтобы просто сделать заявку в ЖЭКе, дождаться мастера, сунуть ему трояк и получить новый кран, я в очередной раз вызвал своего беса. Перед вызовом я, понятно, накрыл на стол. Из свежайшей молодой баранины и, неизвестно как попавшей в середине зимы в Москву, настоящей грузинской зелени я приготовил чудесную бастурму.
Появившийся Акакий Акакиевич не высказывал особой радости от визита. Однако, разглядев на столе большую бутылку водки, он заметно оживился. Потирая руки, он немедленно уселся за стол, откупорил бутылку и разлил по рюмкам.
— Ну, что же любезнейший, с приездом! — сказал он и отправил в рот содержимое рюмки.
Мне ничего не оставалось как присоединиться. Затем я попытался закусить. Акакий Акакиевич в последнее время ел мало. Вот и сейчас, он положил себе на тарелку только небольшой ломтик ветчины. И тотчас разлил по второй.
— Ну ну, милейший Леонид Александрович, как говорится, между первой и второй…
Мы выпили по второй. Я попробовал все же закусить, так как чуствовал уже некоторое воздействие алкоголя. Акакий Акакиевич же нацепил на вилку свой кусок ветчины, поднял его к глазам, внимательно рассмотрел, и удовлетворенно кивнув, положил обратно. Затем налил снова.
— Давайте, давайте, друг мой, что мы, право, только время теряем!
С этими словами он опрокинул в себя водку. При этом внимательно проследил за тем, что бы я выпил тоже. Осмотрел свою ветчину и налил по новой. Так продолжалось довольно долго. Опустела бутулка, близилась к концу вторая. В начале я еще помнил, что надо бы закусывать, но не успевал за предложенным темпом, а потом и вовсе махнул рукой.