Сравним некоторые особенности учения катаров с обвинениями, высказанными в адрес тамплиеров. Здесь и пренебрежительное отношение к сакральным предметам вроде распятия или икон, и неортодоксальное толкование личности Христа. Добавим сюда замкнутость и секретность обеих организаций, создание внутреннего круга посвященных.

По сообщениям некоторых источников, к середине XIII века начался наплыв катаров в орден Храма. Вспомним о том, что в свое время ордену было разрешено принимать в свой состав отлученных от церкви. Этим обстоятельством, возможно, и воспользовались преследуемые Римом еретики. А через несколько десятилетий в тамплиерских ритуалах появились странные обряды. Так, во время допроса командор Жофруа де Гонвилль рассказал судьям, что они «были одним из гнусных и растленных нововведений магистра Ронселена». Великий магистр Ронселен де Фо – одна из самых загадочных фигур ордена Храма. По легенде он происходил из Марселя, а его владения находились недалеко от города Безье, население которого было зверски уничтожено крестоносцами Симона де Монфора. Хотя имя Ронселена не упоминается в официальном списке Великих магистров, но он фигурирует в различных документах и в воспоминаниях тамплиеров, относящихся к периоду между 1267 и 1281 годами.

Робер Амбелен полагает, что отсутствие Ронселена в списке Великих магистров доказывает существование у храмовников параллельной иерархии и секретного Устава. Однако не исключено, что имя Ронселена де Фо было просто вычеркнуто из официальной истории ордена его преемниками, справедливо полагавшими, что магистр-еретик компрометирует католическое братство.

Впрочем, критически настроенные историки считают, что загадочное молчание тамплиеров во время Альбигойских войн объясняется гораздо проще. Основатель ордена Храма Гуго де Пейн являлся вассалом графа Шампанского – одного из самых могущественных властителей Южной Франции. В 1124 году этот граф сам вступил в орден тамплиеров. Надо сказать, что и очень многие другие влиятельные тамплиеры были выходцами с юга Франции – в частности из Прованса. Графы Шампанские, Тулузские и Анжуйские всегда были одними из самых щедрых дарителей в пользу ордена. Естественно, что и сержанты, и слуги, находившиеся в организации, имели тесные, в том числе родственные связи, в Провансе и Лангедоке. Когда в 1291 году пали последние крепости крестоносцев на Ближнем Востоке, значительная их часть поселилась на «исторической родине» – в Южной Франции. Им необязательно было придерживаться учения катаров. Они просто не хотели убивать местное население, жечь поля, разрушать города, приносившие им доходы, и выступать против дружественных феодалов вроде графа Тулузского.

Хотя, несомненно, некоторые тамплиеры и сами были «по совместительству» катарами – уж очень популярно было это течение на юге Франции. Считается, что катаром был, к примеру, шестой магистр ордена Бертран де Бланшфор, возглавлявший тамплиеров в 1156–1170 годах.

Несмотря на все доводы Робера Амбелена и других поддерживающих его версию историков, нам представляется более правдоподобным то мнение, что никаких ужасных грехов тамплиеры не совершали. По крайней мере, официально, при приеме в члены ордена. Признания, вырванные если не пытками, то информацией о том, как пытали других, мало чего стоят. Конечно, рыцари ордена Храма не были избавлены от всех пороков, присущих любому сообществу того и не только того времени. В любой армии, составленной исключительно из мужчин, мы найдем и гомосексуализм, и беспорядочные половые связи с женщинами на стороне. То же можно было сказать и о папской курии, и о средневековых монастырях. Нет никаких причин отрицать то, что в столь богатой и могущественной организации, членами которой становились алчные аристократы, процветали коррупция и стяжательство, что провинившихся наказывали жестоко – по обычаям того времени, а руководители ордена поощряли доносительство. Документы свидетельствуют, что многие тамплиеры были совершенно несведущи в Святом Писании, не видели отличий между исповедью своему командору и исповедью священнику. Британский историк М. Барбер пишет, что тамплиеров подвело большее, чем в других орденах, «сращивание» с миром. Представители ордена Храма были рассеяны на значительной территории. Зачастую тамплиеры жили небольшими группами по два-три рыцаря и вели обычное хозяйство, не занимаясь военной подготовкой. Многие из них в глаза не видели никаких мусульман и вряд ли когда-либо применяли по назначению воинское снаряжение. Нет ничего удивительного в том, что и жизнь их мало в чем соответствовала строгим монашеским уставам. К тому же, они активнее, чем их коллеги из других духовно-рыцарских орденов, продолжали прием новых членов – вплоть до самого судебного процесса. Естественно, это также не способствовало консолидации ордена и поддержанию строгих принципов, на которых он был основан.

Но очень сомнительно, что тесно связанные со светскими и церковными властями, влиятельные конъюнктурщики из числа руководства орденом Храма полуофициально, с риском для самих себя ввели в действие поклонение каким-то идолам, плевки на распятие, поцелуи в зад и т. п. Зато куда более вероятно, что в народе о богатых и надменных храмовниках ходили самые невероятные слухи – так же, как забитые, невежественные и бедные русские крестьяне любили рассказывать о том, что евреи-ростовщики пьют кровь христианских младенцев.

Еще одна тайна тамплиеров – проклятие их последнего Великого магистра. Жак Бернар де Моле родился в 1244 году в Раоне и получил свое имя по владению в окрестностях Безансона. В 1267 году в Боне он был принят в братья-рыцари Эмбером де Перо, генеральным смотрителем ордена в присутствии магистра Франции Амори де ла Роша. В Святой земле де Моле служил под началом Гийома де Боже и в 1294 году, вскоре после того как храмовники покинули Сирию, стал Великим магистром. Некоторые современники и позднейшие исследовали полагали, что де Моле не был бы избран, не потеряй орден своих владений на Востоке, но это спорный вопрос. Он обладал достаточным авторитетом в организации и, вероятно, был избран при решающем влиянии группы бургундских рыцарей.

Откликнувшись на предложение Филиппа Красивого, Жак де Моле перенес свою резиденцию во Францию и, по всей видимости, имел достаточно серьезное влияние при дворе, близко общался с самим монархом. 12 октября рокового для храмовников 1307 года их руководитель по просьбе короля присутствовал на похоронах Екатерины де Куртене, супруги Карла де Валуа. Как уже было сказано, Филипп лицемерно просил магистра стать крестным отцом королевского сына. А на следующее утром начались аресты тамплиеров.

24 октября 1307 года, после одиннадцати дней заточения, магистр ордена Храма сделал два признания, касающиеся отречения и плевков в сторону распятия при принятии в члены ордена; он отверг прочие обвинения, но сказал, «что думает, что по отношению к нему делалось все то же, что и по отношению к другим». «Что касается меня, – добавил он, – то я давал плащ малому числу вступающих; но в этом случае я приказывал некоторым братьям отдельно руководить ими и поступать с ними так, как должно, и посредством этого я хотел показать, что мне [положено] и предписано делать».

Судя по всему, Жака де Моле не подвергали пыткам. Возможно, он надеялся обрести свободу за согласие на оговор своего же ордена, возможно, ожидал, что рыцарей Храма поддержит папа и не хотел подвергаться насилию зазря. Так или иначе, но он повторил свои признания и перед инквизиторами, и перед публикой, состоящей из священников и магистров теологии.

После длительного процесса, описанного ранее, 18 марта 1314 года, на эшафоте, воздвигнутом напротив портала собора Парижской Богоматери, архиепископ Санский и трое кардиналов-заседателей представили свой приговор (пожизненное заключение) четырем высшим сановникам ордена Храма; магистра привезли в столицу из темницы в Жизоре. На паперти собралась огромная толпа. Как только решение было зачитано осужденным, магистр и командор Нормандии громко провозгласили невиновность своего ордена и отказались от показаний к изумлению кардиналов, которые полагали, что ставится последняя точка в этом деле. Очевидцы рассказывали, что магистр обернулся к толпе и «очень громко произнес, что все сказанное в написанном – ложь и что он ни сказал ничего такого, ни признался в таковых деяниях, но что они были добрыми христианами. И при сих словах сержант ударил его ладонью по устам так, что он [магистр] не смог больше говорить».

Кардиналы снова передали де Моле и Шарне прево Парижа, который велел их сторожить в капелле у паперти, пока не разойдется толпа. По словам Жана де Сен-Виктора, кардиналы хотели посовещаться об участи этих двух тамплиеров, но король и его совет уже были проинформированы об инциденте и приняли решение сжечь их как нераскаявшихся еретиков, хотя не присутствовало никого из духовных лиц, кто официально передал бы осужденных в руки светской власти. Костер сложили на Еврейском острове, расположенном между королевским садом и церковью августинских монахов, на нынешней набережной Больших августинцев.