Иоанн подозревает, что Иуда хранит в своем ящике деньги. Чем еще может дорожить старый калека, которого никто не любит? Уж, конечно, деньгами, на которые можно купить внимание и заботу людей. А вот юному, обаятельному Иоанну не нужны деньги, чтобы завоевать симпатии окружающих. Он любит людей, и любим ими. И хотя в его расшитом кошеле лежит несколько шекелей (его отец Зеведей как истый фарисей не признает римских денег с чеканным кумиром на них), он не дорожит ими. Попросите у него, и если причина у вас достойная, он поделится с вами деньгами. Он не станет их прятать в ящик и скрывать от всех.

С чувством превосходства Иоанн оглядывает Иуду, затем Иисуса и высокопарно произносит:

– Учитель, позволь мне понести твою тяжесть.

Иисус, погруженный в какие-то свои мысли, на мгновение задумывается, и затем легко смеется.

– Понести мою тяжесть? Как благородно сказано! Вот только разве это тяжесть, мой мальчик? Это всего лишь сума.

Иоанн смущается от собственного порыва, но сохраняет задор.

– Все равно. Позволь мне взять ее у тебя.

– Что ж, начни с этого. Но говорю тебе, что будет в жизни тяжесть и побольше.

– Я готов!

Иисус снимает с плеча холщовую суму и передает ему. Водрузив ее на себя, точно хоругвь, Иоанн тут же задает нескромный, но милый, как это у него всегда получается, вопрос:

 - А что в ней?

 - Посмотри, - охотно разрешает Иисус.

Дважды повторять это не нужно. Юноша мгновенно распахивает ее и, чуть отстав от своих спутников, жадно разглядывает поклажу. Его любопытство вполне удовлетворено: в багаже учителя нет ни гроша, зато там есть алебастровый флакон со снадобьем, мешочки с травами и кореньями, смена белья и два свитка: Когелет - Проповедник, приписываемый мудрому царю Соломону, и какой-то греческий манускрипт. Вот поклажа, достойная бродячего мудреца! Теперь ее несет Иоанн.

Он гордо оглядывается по сторонам. Никто его не видит. Дорога из Каны к Галилейскому озеру пролегает меж холмов. В месяце Эфаним воздух в Галилее уже по-осеннему свеж. Недавно закончился праздник кущ - Суккот, следующий сразу за днем искупления, и на склонах среди опустевших виноградников, гранатовых плантаций и оливковых рощ попадаются уже завядшие шалаши и шесты от палаток, в которых народ справлял праздник после сбора урожая. Ныне все вернулись в свои дома. Настала пора свадеб.

– Правда, учитель, хорошо в нашей Галилее?
– впитывая полной грудью в себя окружающую атмосферу, вопрошает Иоанн.

– Хорошо, - соглашается Иисус.

– А Иуда из наших?
– громко продолжает он, не обращаясь по заведенному порядку прямо к их хромому спутнику.

 Тот лишь хмуро косится на юнца и отворачивается.

 - Иуда из Иудеи, - отвечает за него Иисус.

 - Понятно, - многозначительно произносит он, будто только галилеяне отличаются добрым нравом, а в Иудее живет лишь сборище мрачных существ.

– Что тебе понятно? - резко одергивает его Иуда.

Иоанн сознает, что нарушил шаткое перемирие, да и сказать ему нечего.

– Так… вообще… понятно.

– Впредь понимай про себя!

Иоанн не может стерпеть, что его одергивают как мальчишку.

– Но ведь я к вам не обращался.

– Но говорил обо мне.

– Достаточно, - останавливает их обоих Иисус.

Наступает молчание. И опять череда холмов безмолвно оплывает спутников с двух сторон. Тянутся все те же рощи, виноградники, фисташковые деревья на скалистых вершинах. Это однообразие утомляет Иоанна, он не выдерживает больше окружающей их со всех сторон тишины, в которой слышен лишь шелест листьев и постукивание пенала при каждом шаге Иуды.

– А куда мы идем, учитель?

– Мы просто идем. Дорога нас ведет, в ней смысл.

– Но дорога ведь нас куда-то приведет?

– Несомненно.

– А там, куда она нас приведет, нас никто не ждет? - Иоанн тщательно подбирает слова и выстраивает вопросы, ибо всякий разговор с учителем воспринимается им как философская беседа, а не как праздная болтовня. Весомое немногословие Иисуса стало вторым искушением Иоанна. Ему бы научиться так значительно и просто хранить молчание. Теперь ему приходится следить за своей речью, умнея на своих собственных глазах. Язык Иоанна выровнялся, стал глубокомысленнее. – Ведь в дорогу отправляются ради встречи, - мудро заключает он.

– Встречи будут. Но нас никто не ждет.

– Значит, мы идем, чтобы идти, - рассуждает он дальше. - Но так можно уйти очень далеко. На край света, где кончается земля и начинается Океан.

– Не дальше Царства Небесного, мой мальчик. Никому не уйти дальше него.

– Так мы идем в Царство Небесное?

– Именно. Все туда идут.

– Все.

Иисус кивает головой.

– Все-все? И праведники, и грешники?

– Все, в ком есть душа.

– Расскажи, учитель.

– Все кончается для человеческих душ Царством Небесным.