Вали побелел.

Невеста Одина. Он никогда не слышал, чтобы этот обряд практиковался при дворе какого-нибудь одного конунга. Но во время больших праздников, когда конунги из разных земель собирались вместе на блот, они приносили человеческие жертвы, хотя Двоебород никогда раньше не настаивал на них.

— Ты не имеешь права! — вспылил Вали.

Двоебород отхлебнул из украшенной драгоценными камнями чаши, добытой во время набега. Вали вспомнились помешанные на Одине берсеркеры, бессмысленные убийства, которые они совершали, их безумие, из-за которого его сородичи оказывались в опасности, а стоящий денег раб попадал на мачту идущего домой корабля. Однажды он напьется крови Одина, свергнет этого бога и заставит расплачиваться за кровожадность.

— Неужели? — удивился Двоебород. Он подался вперед и проговорил свистящим шепотом: — Пусть я собираю совет, чтобы остальные утвердили мои законы, однако, когда речь идет о религиозных обрядах, решение принимаю только я, я один. — Он поднялся с места и прокричал: — Я конунг, лучший из равных, жрец Одина на земле, я говорю с богами, я знаю, чего они хотят! Ты понял? — Он снова сел и нацелил на Вали палец. — И вот что я тебе скажу: Один пожелает эту девчонку себе в невесты, если ты не принесешь ему голову врага, человека-волка. Твой отец считает, что ты справишься. Я так не думаю. Мы посмотрим, кто прав. Я думаю, ты погибнешь раньше, чем встретишь волкодлака, и я буду этому только рад, потому что тогда смогу найти для дочери настоящего мужа. Ну а ты утешайся тем, что крестьянская дочка будет наполнять твой кубок на пиру у Одина!

— Ты не имеешь права взять свободную женщину и принести ее в жертву. Люди узнают, что она не давала согласия, — сказал Вали.

Двоебород покачал головой.

— Она опасна для моего государства, парень! И виноват в этом ты. Люди поймут, почему она должна умереть. Но если боги захотят ее спасти, они помогут тебе преуспеть. По мне, так все просто. Что тебе непонятно?

Вали била дрожь. Ему хотелось прокричать, что если Адисла умрет, он принесет народу Рогаланда голову не волка-оборотня, а самого Двоеборода, но теперь он понимал, как глупо вел себя все это время, как недальновидно. Он должен был скрывать свои мысли от других, принимать участие в их бестолковых вылазках, похваляться убийством стариков и детей. Если бы он стал уважаемым воином, его положение не было бы таким шатким. Двоебород прислушивался бы к его словам, по крайней мере, запретил бы Адисле выходить замуж за другого. На самом деле, конунгу даже не пришлось бы ничего запрещать. Если бы в доме предполагаемого жениха узнали о том, что молодой князь недоволен, Полутролль вообще не отважился бы сделать предложение. А теперь вот что! Вдруг он вообще не найдет этого волкодлака? Тогда единственный выход — вызвать Двоеборода на поединок. Вали не сомневался, что сумеет остаться в живых на поле боя, однако поединок с человеком, мечом добывшим себе власть, — совсем другое дело. Но ничего! Если Двоебород попытается навредить Адисле, Вали ее защитит.

— Мы все оказываемся в опасном положении, — заметил Вали.

— Больше всего на свете люблю опасные положения, — отозвался Двоебород. — Не забывай, конунги созданы для славы, а не для долгой жизни.

Вали хотел ответить примерно так, как отвечал на подобные фразы Браги: «Если у тебя есть голова на плечах, можно получить и то, и другое» или «Кажется, ты прожил уже слишком долго для славы», — однако слова как будто застряли в горле.

— Я вместе с другими конунгами отправляюсь на праздник в Нидарус и пробуду там до середины лета. Праздник длится месяц. Вернешься через месяц с волкодлаком или увидишь, как твоя крестьянка болтается на дереве, — произнес Двоебород.

— Тогда ты освободишь меня от брака с твоей дочерью?

— Вряд ли. Ведь тогда ты будешь считаться великим воином. Твоя девчонка останется в живых, вот и все. А теперь убирайся отсюда, пока я не передумал.

Вали понимал, что его загнали в угол, теперь он, в лучшем случае, может только мечтать о том, чтобы все оставалось по-прежнему. А в худшем? Худшего допустить нельзя. Шансы на то, что он найдет волкодлаков, не говоря уже о том, что сумеет убить одного из них, ничтожно малы. Необходимо придумать что-то другое. Адисла должна немедленно выйти за своего крестьянина. Тогда Двоебороду будет не так-то просто назначить ее жертвой. Это означает, что сам Вали никогда не сможет жениться на ней, зато она останется жива. Но Вали все равно придется отправиться за волком. Он нисколько не сомневался, что обратно не вернется.

Во второй раз за день он бегом преодолевал расстояние, разделяющее большой зал Двоеборода и дом Адислы, на этот раз еще быстрее. Примерно на середине пути у него за спиной раздался топот копыт — три всадника из числа дружинников конунга, и их намерения не вызывали сомнений. Они скакали без седел, только надев на лошадей уздечки. У них не было времени седлать коней, потому что они старались перехватить его.

Лошади замедлили ход, когда всадники приблизились к Вали. Они оказались на узкой тропе между деревьями, и Вали преградил всадникам путь.

— Вы останетесь здесь! — прокричал он. — Я сын конунга, и я приказываю вам стоять.

Кони приблизились. Всадники были вооружены — один с мечом и двое с копьями, — но Вали был уверен, что они не станут нападать на него.

Всадник, вооруженный мечом, выхватил его и нацелил на Вали. Это был Эгирр, который рассказал о свадьбе Адислы.

— Где твой меч, сын конунга? А, ты же Вали Безоружный, друг крестьян и любитель теплого очага. И как же ты остановишь нас? Словами, которым научился у женщин? Или заговоришь с нами на языке наших врагов?

Остальные двое засмеялись, хотя и немного нервно. Все-таки Вали был князь, и они понимали, что в какой-то миг их жизнь и смерть могут зависеть от него.

Вали был в отчаянии.

— Если вы дадите мне пройти, я заплачу вам. Клянусь, вы получите награду, если послушаетесь меня.

Вали понятия не имел, откуда возьмет денег. Может, сумеет продать шлем, который подарил ему отец, если только Браги захочет отдать его.

— Мы поклялись защищать конунга, — проговорил один из всадников с копьем. — Никакие деньги не помешают нам исполнить приказ. — Он пустил своего коня в легкий галоп.