— Мне нечего одеть.

— Что?! — Он в искреннем изумлении приподнял брови, потом его длинное лицо стало озабоченным, кончик носа по-кроличьи сморщился. — Милая моя! Надо же, о чем вы тревожитесь! Я даже не замечал, что на вас одето. — Озабоченность сменилась веселой улыбкой. — И никто никогда не заметит, Сара. Вы носите свою одежду, как… В общем, как человек, которому вообще не нужна одежда, чтобы обратить на себя внимание. То есть вы понимаете, что я хочу сказать… — поспешно закончил он.

Она стояла, опустив глаза.

— Очень мило, что вы так говорите, но девушке нужна хорошая одежда. От хорошей, новой одежды сразу оживаешь…

— А я вам говорю, что никто никогда не заметит, что вы там… Да бросьте вы! — Он со смехом повлек ее за собой. — Вот приедете завтра в Ньюкасл — и сами увидите, что разные разодетые дамочки вам в подметки не годятся.

Она все еще не поднимала глаз, но ее большое тело сотрясалось от счастливого смеха. Потом она взяла себя в руки, подняла голову и тихо произнесла:

— Знаете, что я вам скажу?

— Не знаю.

— По-моему, лучше вас нет никого в целом свете.

— Сара!

Он чуть было снова не привлек ее к себе, и ей пришлось предупредить его:

— Перестаньте! Мы почти пришли. Люди же вокруг!

И густо покраснела. Она не собиралась говорить ему комплименты, это вышло непроизвольно. На данной стадии это было преждевременно, все равно что взять и броситься ему на шею. Впрочем, он все поймет правильно, ведь она сказала ему правду: он самый лучший человек на свете. То есть мужчина. Он именно так и выглядел: не пареньком, не юнцом, а мужчиной. Кстати, сколько ему лет? Он ни разу не говорил о своем возрасте. На вид ему можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Воистину, в этот вечер она была не властна над своим языком — к ее собственному изумлению, язык бесстрашно задал вопрос:

— Сколько вам лет?

— А вы как думаете? — насмешливо осведомился он.

Она покосилась на него, словно снимая мерку, и ответила:

— Двадцать шесть.

— Двадцать шесть? — Его брови взлетели на лоб. — Ошиблись на три года.

— Неужто двадцать девять?

— Нет. Придется вас разочаровать: всего двадцать три.

Она вовсе не была разочарована, просто он выглядел старше. Следующие его слова заставили ее вздрогнуть:

— А вам девятнадцать.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю, когда вы окончили школу.

— Вот как?

Он наклонился к ней и угрожающе прошептал:

— Я уже не один год слежу за вами, Сара Бредли.

Она снова почувствовала себя по-детски счастливой и беззаботной, чего с ней почти никогда не случалось. Подумать только, он так давно положил на нее глаз! Раз так, почему не открылся раньше? Потому, наверное, что она никогда на него не глядела. Раз за разом сталкивалась с ним на тротуаре, но неизменно отводила взгляд, зная, что она ему не ровня.

На углу улицы Камелий он поздоровался с двумя встреченными женщинами:

— Добрый вечер, миссис Талбот, добрый вечер, миссис Френсис.

— Добрый вечер, — ответила одна из них.

Обе кивнули, не спуская глаз с Сары.

Только что ей было тепло, а теперь повеяло холодком. Что они вообразили? Тут и думать нечего: приняли Дэвида за сумасшедшего. Если начистоту, дернула она себя, то одним сумасшедшим дело не ограничивается — она по-своему тоже лишилась разума.

На том месте, где они обычно расставались, она остановилась.

— Почему вы не позволяете провожать вас дальше?

Она не отвела взгляда.

— Разве и так не ясно?

Какое это облегчение — быть откровенной! Признавшись в своих проблемах с одеждой, она уже готова была обо всем говорить ему правду.

— Глупости!

— Какие уж глупости… Сами знаете, что у нас там за местечко.

— Рано или поздно мне придется там появиться.

Ее снова окатило жаркой волной, и она потупила взор.

— Решено, завтра я за вами зайду.

— Нет, пожалуйста, не надо! — взмолилась она. — Не ходите туда. Лучше встретимся здесь.

Он собирался ответить, но тут ватага мальчишек, носившаяся все это время по мостовой, закрутилась на тротуаре вокруг них, и один, удирая от преследования, ненароком схватил Сару за подол. Она едва удержалась на ногах. Дэвид не дал ей упасть и крикнул на мальчишку:

— Эй, ты что? Немедленно уймись!

Провинившийся метнулся обратно на мостовую, зато его преследователь остановился, уставился на Сару и без всяких предисловий сообщил: