– А ты хочешь сказать, она считается?

Петр какое-то время внимательно смотрит на лицо жены, обычно добродушное и симпатичное. Круглое, вздернутый носик, большие серо-голубые глаза. Он пытается сообразить: она переживает из-за того, что Вика с ней не считается, беспокоится за нее или просто не любит? Ему ужасно не нравится мысль о том, что его дочь и жена, почти ровесницы, с трудом друг друга выносят. Конечно, надо было подумать о том, чтобы купить Виктории отдельную квартиру. Но он привык к тому, что девочка у него на глазах. Ее мать погибла в автокатастрофе, когда Вике было три года. Из-за этого они все время жили с мамой Петра. Эту квартиру он купил, когда женился на Вере. И он, и его мама, и, главное, сама Виктория решили, что она должна жить здесь. Дочь – модная девушка с амбициями, ей нравится в этой огромной квартире, в центре, ей так удобно. Петру, конечно, нравится думать, что дочь не хочет расставаться с ним. Он никогда не умел разговаривать с ней по душам. Ну, как говорят с дочерьми матери.

– Вера, чего ты хочешь? Чтобы Вика докладывала, когда не собирается ночевать дома? Или тебе вообще не по душе, что она с нами живет?

Это были риторические вопросы, Петр ел свой омлет с беконом в полной уверенности, что Вера не ответит, потому что ни один утвердительный ответ его не устроит. Но она ответила! Он чуть не подавился от удивления.

– Мне не нужно, чтобы женщина практически моего возраста сообщала мне, с кем собирается провести ночь. Но меня не устраивает то, что она с нами живет! Это ненормально при ее поведении. У нас, между прочим, ребенок родится. Какой будет для него пример? И вообще, мне кажется, она просто издевается над нами.

– Ты в своем уме? Какое поведение? Какой пример? Как она над тобой издевается? Она целый день работает, потом куда-то едет отдыхать. Ну, встречается с кем-то. Слушай, в этой квартире может жить еще пять человек и вообще не встречаться, если им не хочется. Моя дочь – полусирота, она всегда жила со мной. И будет жить здесь, пока не захочет уехать сама. В отдельную квартиру или к мужу. Ты это прекрасно знаешь… Черт тебя побери. – Петр швыряет салфетку на тарелку, вскакивает из-за стола и на ходу добавляет: – Ты становишься идиоткой!

Вера смотрит ему вслед, сжав от волнения руки, сердце ее колотится, но она рада, что завела этот разговор. Когда-то до него должно дойти! Он просто не хочет видеть и понимать очевидные вещи. Он женился на молодой женщине, они ждут ребенка. А Виктория… Нет, конечно, если бы она была маленькой девочкой, Вера бы, может, к ней и привыкла… Но она – взрослая женщина. А в доме должна быть одна хозяйка. Не то чтобы Вика вмешивалась в дела семьи, она действительно мало бывала дома. Но когда у них собирались гости – это самые унизительные для Веры моменты, – они делали комплименты только Виктории. Она красивее, она светская, она свободная, в конце концов… Вера прижала ладонь к своему животу. Это добавило ей решимости. Она права! Она боролась за свой дом и свою семью. И Вика ее семьей не являлась. Интересно, Петр хоть приблизительно знает, сколько любовников у его «полусироты»? Сколько мужиков, кроме него, готовы ее пожалеть и предложить свои квартиры, дома? Но ей пока неохота уходить. Ей удобно ни в чем себе не отказывать и оставаться папиной дочкой. Она на примере Веры могла видеть, каких усилий от женщины требует семья.

Петр вошел, уже одетый, в свой кабинет, чтобы взять папку с документами. Невольно посмотрел на огромный портрет дочери. Ей здесь лет пятнадцать. Она стоит вполоборота между берез, вся в солнечных бликах, и лукаво, нежно улыбается. Она всегда была лучше всех. Он страшно ею гордился, ни в чем, естественно, не отказывал и даже стеснялся своей неуклюжести и непродвинутости. Все, чего он добивался, он делал ради нее. Она получила хорошее образование, он ничего не понимал в ее работе. Химия, биология. Его мама научила ее гордиться своим образованием, интеллигентностью. Поэтому дочь всегда брезгливо отвергала его предложения работать в богатой коммерческой фирме. «Я – ученый, – говорила Вика. – Я – не торговка». Когда у них появились деньги, их солидные знакомые заметно робели при контакте с Викой. То, что она знала, о чем говорила невзначай, для них это был космос. Она могла позволить себе получать гроши в НИИ, пока папа ее обеспечивает. А муж для такой девушки как-нибудь найдется. Только когда она стала взрослой, Петр позволил себе жениться. И вот что получается.

Он вышел из квартиры, не попрощавшись с Верой, сел в машину, хотел было набрать Вику, но вдруг вспомнил, как язвительно Вера спросила: «А ты хочешь сказать, что она с нами считается?» Он передумал звонить. Вообще-то могла бы и сама позвонить отцу. Она звонит, конечно, но лишь в тех случаях, когда ей что-то нужно. «Плохое утро», – подумал Петр и переключил свои мысли на работу.

Он вернулся в тот вечер раньше, чем обычно. Что-то мешало ему целый день. Некогда было вникать, пока не сообразил: Вера ни разу ему не позвонила. Она обычно звонила не меньше трех раз. Спрашивала, что приготовить, когда он приедет, говорила, как себя чувствует. Он отвечал коротко, на ходу, чаще всего: «что хочешь», «мне все равно», «не знаю, когда приеду». Но сами по себе эти звонки стали ритуалом, показателем, что все в порядке. Раз не позвонила, значит, всерьез обиделась. И ее можно понять. Он грубо с ней говорил, она в положении… И вообще, в чем-то, наверное, Вера права. Она вышла замуж за человека, который старше ее на пятнадцать лет, она хочет больше внимания, защиты, что ли… Вера не может принять, что Виктория для него ребенок, что он, как привык, готов защищать только ее. В том числе и от Веры. Это действительно несправедливо. Виктории, похоже, давно наплевать на его отцовские чувства. Судя по тому, каким она пользуется успехом у мужчин, защитников у нее достаточно. Но она продолжает жить с ними и могла бы немного уважительнее относиться к его жене. Когда Петр женился, он вообще мечтал, что Вика с Верой подружатся, как сестры. Он никогда толком не понимал женщин. Сейчас, когда его мучило чувство вины по отношению к жене, он испытывал раздражение, думая о Виктории. Он посвятил ей свои лучшие годы, она стала взрослой прекрасной женщиной, но пальцем не шевельнула для того, чтобы его семейная жизнь сложилась счастливо. Она не относится к Вере плохо, она никак к ней не относится! Как будто это очередная домработница в доме. А Вера на седьмом месяце. Недавно она говорила, что споткнулась на улице, чуть не упала. Потом долго не решалась сдвинуться с места из-за того, что сильно потянуло внизу живота, она испугалась, что может потерять ребенка. Он тогда не обратил на это внимания, сказал: «Да брось». А сейчас ему стало страшно. Так же действительно бывает. И даже его мама постоянно говорит по телефону: «Главное, чтоб она не нервничала. Это очень вредно для ребенка».

Петр быстро вошел в подъезд, но не успел нажать кнопку лифта: из него вышли мужчина и женщина в синих халатах «Скорой помощи» и направились к выходу. Он так растерялся, что не успел у них ничего спросить: у него по жизни была замедленная реакция. Но он не сомневался, что они вышли из его квартиры. Он влетел в лифт, поднялся на свой четвертый этаж, открыл ключом дверь… Вера его не встречала! Не было ее и на кухне. Он обнаружил жену в спальне на кровати, она лежала с закрытыми глазами, а на тумбочке на подносе были какие-то ампулы и использованные шприцы. Он застыл, не зная, как поступить. То ли звонить матери, чтоб приехала, то ли попробовать разбудить Веру: точно ли она спит, а вдруг это обморок…

– Петя, – слабым голосом сказала Вера, открывая глаза. – Не пугайся. Мне стало нехорошо, я вызвала «Скорую». Ты же знаешь, как я боюсь, что…

– А что они сказали? Почему оставили тебя одну? Почему ты не попросила их мне позвонить?

– Они сделали уколы, видишь, ампулы лежат… Сказали, что ничего страшного, мне стало лучше… Я за целый день крошки не могла проглотить, наверное, в этом дело. И не приготовила тебе ничего.

– Я сам приготовлю. Ты хочешь есть?

– Ты знаешь, сейчас, когда уколы подействовали, я бы… Нет, есть не хочу. Вот чего-то кисленького попить. Кумыс, например. Очень захотелось.