В этот раз папуля бил ее больнее, чем обычно. Как только хлопнула дверь, она сразу поняла: придется туго. Он появился поздно, после десяти вечера, а няня Хезер, жившая по соседству на той же улице, ушла еще в семь. Стейси растянулась перед телевизором, включенным на полную громкость, и с упоением начала трудиться над книжкой-раскраской «Аладдин». Девочка купила ее на тайно сэкономленные деньги, которые ей выдавали на ланч. Само собой, мультфильма она не смотрела, но любила разглядывать яркие картинки на обложке и черно-белые контуры внутри и представлять себе, что видела его. Вооружившись коробкой цветных карандашей в шестьдесят четыре цвета, она раскрашивала рисунки и сочиняла сюжет. Ей нравилось фантазировать, ведь то, что она выдумывала, всецело принадлежало ей, и папуля не мог это отобрать.

Он что-то бормотал себе под нос, когда вошел. И первым делом бросился к телевизору, чтобы выключить звук.

— Боже всемогущий, Стейси, зачем ты вечно включаешь телевизор на полную катушку? Меньше всего мне хочется выслушивать жалобы соседей.

Он повернулся и пнул коробку с карандашами. И они разноцветной дугой разлетелись по комнате.

— Ой! Это еще что за…

Папуля поднял с пола раскраску, взглянул на нее и ткнул Стейси книжкой в лицо:

— Сколько раз тебе говорить, Стейси, ты уже слишком взрослая для такой ерунды. Тебе уже десять лет, пора прекратить подобные детские глупости!

Стейси услышала, как под ботинками хрустнули карандаши. Ярко-красный, красновато-коричневый и васильковый — три растоптанных цвета, которыми ей больше никогда не суждено рисовать.

И все же она понимала, что папуля прав: в десять лет уже не принято возиться с раскрасками, наборами ферм от Фишер-Прайс или мягкими игрушками. Одноклассники уже обзаводились любимыми группами, проходили до конца компьютерные игры и вешали в своих комнатах плакаты красивых кинозвезд. Только не Стейси. Она знала, что ее считают либо странной, либо слабоумной, а одна учительница как-то раз назвала ее «отстающей в развитии». Тогда папуля засунул дочери в рот воронку и залил в нее отвратительную на вкус жидкость, которая, как он сказал, сделает ее умнее.

Но сегодня она ожидала другого. Он уже наполовину разделся и расстегнул тяжелый кожаный ремень, который болтался в шлевках дорогих брюк. Она не могла понять, о чем он говорит: что-то о мальчишке, который сегодня раскричался и укусил его за руку. Он показал ей крохотную красную отметину на пальце. Почему это так его взбесило? Ведь пару раз в месяц он сам оставлял на ее теле рубцы куда страшнее этой царапинки.

Он велел ей отправляться в комнату и лечь на живот. Она не сопротивлялась и не пыталась убежать, потому что знала: иначе будет еще хуже. Стейси пошла к себе в комнату и схватила плюшевого медведя Балу. Когда она крепче держалась за Балу, было не так больно. Не намного, но чуточку.

Папуля вытащил ремень и, сжимая его двумя руками, ввалился к ней в комнату. Он задрал ее коротенькую, юбочку, стянул колготки и трусики. Стейси даже не отдавала себе отчета в том, что впилась зубами в ухо Балу. Кожаный ремень со свистом рассек воздух. Она изо всех сил пыталась не кричать и не дергаться — порой это лишь усугубляло наказание. Ей оставалось беззвучно лить слезы и уповать на то, что сегодня папуля устал.

Закончив с поркой, он схватил ее за запястье и потащил в туалет. Щелкнула задвижка на двери снаружи. Потом он вышел из комнаты и наконец оставил ее одну.

Папуля даже не догадывался, что ей нравилось сидеть в туалете. Вместе с ней там были ее друзья: слон Бабар и оранжевый мохнатый Плуто. А еще маленький переносной телевизор, который в прошлом году ей подарила тетя Джина. Она даже хранила в туалете подушки и старое одеяло. Когда Стейси разулась, то почувствовала себя вполне комфортно. То есть так могло бы быть, если бы положение лежа не доставляло столько боли.

Она прижала к себе плюшевых зверей и включила телевизор, настроенный на канал, который с пяти утра начинал показывать мультфильмы. Но Стейси в общем-то было все равно, что по нему идет. Писклявые голоса и картинки на экране успокаивали ее, и она не чувствовала себя такой одинокой.

Через некоторое время она задремала, а когда проснулась, то обнаружила, что у нее жар и мягкое место мучительно горит. Стейси попыталась найти удобное положение и примостилась на боку, практически уткнувшись носом в экран, на котором она увидела мужчину в смешном костюме и с забавным акцентом, выступающего перед каким-то занавесом. Когда он закончил болтать, на экране показались слова. Только читала Стейси не очень хорошо. Впрочем, ей все равно было безразлично, что там написано. Потом появились глаза и начали вращаться вместе со словами…

Стейси заболела. Она знала, что такое жар, и чувствовала, что сейчас как раз такой случай. Когда мамуля была жива, она касалась дочкиного лба ладонью и сразу понимала, насколько сильно та больна. Стейси помнила, как однажды заболела с очень высокой температурой и мамуля вместе с ней легла в ванну с холодной водой и покачивала ее там до тех пор, пока температура не спала…

Очнувшись от грез о матери, Стейси переключилась на изображение на экране. Там был темноволосый мужчина с запавшими глазами и тонкими губами, похожий на папулю. Этот человек вместе с другом, сгорбленным и скрюченным, опирающимся на небольшую тросточку, на пару что-то вырезали из деревянной заготовки. Похожий на папулю человек сказал, что тело изувечено и бесполезно.