Доктора Преториуса схватили на рассвете следующего дня, когда он пытался бежать из города. Пожар, устроенный доктором Штейном, погубил весь верхний этаж палаццо, и в огне погиб старик. Он был последним представителем старинного патрицианского рода, для которого настали тяжелые времена: только это палаццо и запись в Libra d'Oro [77] остались от их былой славы и богатства.

Генри Горралл сказал, что нет необходимости упоминать о роли доктора в этой трагедии.

— Пусть мертвые покоятся с миром. Не стоит тревожить их нелепыми россказнями.

— Совершенно верно, — согласился доктор Штейн, — пусть мертвые остаются в мире мертвых.

Он слег с сильнейшим приступом ревматизма и лихорадки после прыжка в ледяную воду. Зимнее солнце просачивалось сквозь ставни спальни, украшая пол светлыми полосками.

— По всей видимости, у Преториуса действительно могущественные друзья, — сказал Горралл. — Не будет ни суда, ни казни, хотя он заслужил и то и другое. Он сразу же отправится на галеры, и я нисколько не сомневаюсь, что уже довольно скоро с чьей-нибудь помощью сбежит оттуда. Так обычно и бывает. Разумеется, его имя вовсе не Преториус. И вряд ли он сам знает, откуда родом. Может быть, он что-нибудь рассказал вам о себе?

За дверями спальни послышались голоса — это жена доктора Штейна вышла встретить Абрама Сончино и его домочадцев, которые принесли по случаю недели траура множество блюд из яиц.

Доктор Штейн ответил:

— Преториус уверял, что жил в Египте до того, как приехал сюда.

— Да, но кто там только не бывал с тех пор, как Венеция завоевала эту страну? Кроме того, насколько я понимаю, идею своего механизма он позаимствовал вовсе не у дикарей, а у самого великого флорентийского инженера. Что еще он говорил? Мне хотелось бы знать. Не для рапорта, а для себя лично.

— На загадки не всегда находятся ответы, — сказал доктор Штейн.

Пусть мертвые покоятся с миром. Именно так. Теперь он твердо знал, что его дочь погибла. Он отпустил на свободу воспоминания, отпуская несчастную девушку, которую доктор Преториус вернул из мира мертвых. Слезы заблестели у него в глазах, а Горралл неловко пытался утешить доктора, ошибочно приняв их за слезы горя.

Майкл Маршалл Смит завоевал Британскую премию фэнтези в номинации «Лучший рассказ» за свое дебютное произведение «Человек, который рисовал котов» («The Man Who Drew Cats»), опубликованное в антологии «Темные голоса 2» («Dark Voices 2»), и в следующем году снова получил эту же премию за рассказ «Темная земля» («The Dark Land»), опубликованный в антологии «Темные земли» («Darktands»). В 1991 году Смит стал обладателем премии «Лучший новичок».

Дизайнер-фрилансер и сценарист радиопостановок, Майкл Маршалл Смит является автором многочисленных рассказов, печатавшихся в антологиях «Темные голоса» («Dark Voices»), «Оборотни» («The Mammoth Book of Werewolves»), «Зомби» («The Mammoth Book of Zombies»), «Антология фэнтези и сверхъестественного» («The Anthology of Fantasy & the Supernatural»), «Тени над Иннсмутом» («Shadows over Innsmouth»), «Постучи no дереву!» («Touch Wood»), «Лучшие новые ужасы» («Best New Horrror») и «Лучшее за год. Фэнтези и хоррор» («The Year's Best Fantasy and Horror»). Его первый роман «Только вперед» («Only Forward») вышел в издательстве «Harper Collins» в 1994 году и получил положительные отзывы.

Автор уверен, что следующий рассказ говорит сам за себя, но добавляет: «Образ синих туннелей преследовал меня около десяти лет, и я очень рад, что наконец нашел для него место упокоения».

Хотел бы я поехать на машине, но, естественно, не умею ее водить, да к тому же перепугаюсь, как хрен знает кто. Да, автомобиль бы мне не помешал. Для начала, тут очень много народу. Просто невероятное количество людей. Куда ни повернись, везде они — усталые, помятые, но целые. Это самое странное. Все целые.

На машине было бы быстрее. Раньше или позже меня выследят, и нужно убраться куда-нибудь, прежде чем это случится. Метро — дерьмо полное, кстати говоря. Столько времени стоишь в набитом вагоне, в котором чем-то воняет, потом еще долго ждешь пересадки на другую линию, а времени-то у меня нет. К тому же здесь неприятно и страшновато. Люди смотрят. Смотрят и смотрят, даже не подозревая, чем рискуют. Ведь через минуту кто-нибудь из них задержит на мне взгляд буквально на секунду дольше, чем надо, и тогда я ему лицо порву, а это плохо. Для него и для меня.

Потому я отворачиваюсь и смотрю в окно. Там, правда, не на что глазеть, ведь мы под землей, и приходится зажмуривать глаза, чтобы не закричать. Вагон похож на еще один туннель, только с окнами, и кажется, словно меня закопали слишком глубоко. Я вырос в таких вот туннелях без окон. Построившие их люди особо не заморачивались и не притворялись, будто там есть на что смотреть или есть чего искать. Не было там ничего. Ничего оттуда и не приходило, если не считать какого-нибудь урода с ножом. Потому строители и не притворялись. Отдаю им должное хотя бы в этом: напрасными надеждами они никого не питали.