Натаниель кивнул, повесил шнур на шею и спрятал кнопку под футболку.

Два часа спустя они, в мокрых гидрокостюмах [16] и с водонепроницаемыми рюкзаками, сидели в плоскодонном «Зодиаке», колотившемся днищем о крутые волны.

Берег скрылся позади в тумане брызг и серых облаков. Тени впереди и по сторонам оказывались скалами или группами камней; иногда ветер раздувал туман, и Натаниель успевал тогда заметить у недалекого горизонта более протяженную и массивную тень, обещавшую остров. Конечно, здесь должен быть остров. Сумрачная дымка затрудняла ориентацию, но он знал, как давно они покинули лагерь, приблизительно знал направление и максимальную скорость «Зодиака»; за три недели он изучил береговую линию и карту. Да, вокруг должны быть острова.

И да, внезапно прямо перед ними возник остров, доказывая точность выбранного направления.

Так себе остров: низкий силуэт с очертаниями более мягкими, чем у оставшихся позади скал. Пожалуй, не взрослый кит, а китенок, но у каждого китенка есть мать. Он прищурился против ветра и решил, что, пожалуй, может ее разглядеть, если только не принимает желаемое за действительное.

Рулевой провел суденышко через линию прибоя, Натаниель услышал, как днище царапнуло по камням. Воздух здесь был полон брызг, он задыхался от соли, которую забивал в рот ветер.

— Ну, вылезайте! — крикнул рулевой. — Не забывайте вещи, я возвращаться не стану.

— Что нам надо делать? — спросила Жозефина.

— Выживать и двигаться. Больше ничего. Вас заберут с Джеймсея через сорок восемь часов.

— Как же нам туда добраться?

Они знали Джеймсей, на прошлой неделе обходили его на трехмачтовой шхуне. Тогда все думали, что их просто учат управлять большим парусником при противном ветре.

Натаниель сверился с кроками в памяти. Джеймсей должен лежать на двадцать миль южнее и пятью милями дальше от берега.

Рулевой равнодушно пожал плечами:

— Как хотите. Ну, вылезайте. Шевелитесь!

Ошеломленные, рассерженные или встревоженные, они тем не менее не подумали ослушаться приказа. Один за другим спрыгнули на почти метровую глубину в пронизывающую холодом воду, нащупали ногами каменную полку. Они поспешно выбрались из прибоя, неся в руках рюкзаки, и встали тесной группкой, молча глядя на удаляющийся, подскакивающий на волнах «Зодиак».

Рулевой не помахал им, не попрощался, не оглянулся.

«Что дальше?» Никто не задал этого вопроса. Признание в слабости и бессмысленное сотрясание воздуха.

— Что-то тут есть, — сказала Жозефина. — Должно что-то быть, не ждут же они, что мы доберемся вплавь. Разбиваемся на две группы, идем вдоль берега в разные стороны. Встречаемся на дальней стороне и докладываем.

Так они и сделали, бежали рысцой, ради скорости и чтобы согреться, насколько позволяла дорога. В дымке две группы скоро потеряли друг друга из виду, но остров оказался небольшим, как и полагал Натаниель, и через пятнадцать минут они снова сошлись.

— Ничего.

— У нас тоже. Ничего.

Тогда они взобрались на самую высокую точку, откуда была видна вся береговая линия, и нет, не было ни лодки, ни материала для ее постройки.

— Есть идеи? — Жозефина обвела глазами команду, и, когда никто не отозвался, Натаниель высказал то, что казалось ему очевидным и без слов.

— Прилив в высшей точке.

— Откуда ты знаешь?

— Не видно линии прилива. Значит, выше, чем сейчас, прибой никогда не достает.

— Ладно, пусть так. И что?

— Если лодки здесь нет и они не ждут, что мы пустимся вплавь, значит, мы сможем уйти пешком. Как-нибудь проберемся. Смотрите, — указал он, — восточнее лежит остров побольше. Он совсем близко, если бы не туман. А отлив в таком месте должен быть значительным. Уверен, что при отливе мы сможем перейти туда, почти не замочив ног. Видите, туда тянется гряда скал, как начало дороги…

Он был прав, и они это понимали и не испытывали благодарности, но он ее и не ждал.

Они спрятались в самой сухой расщелине, какую сумели отыскать, — остров здесь был расщеплен до основания скал. Им надо было убить не меньше шести часов, и Рауль достал нож.

— Мы — команда, — сказал он. — Мы зависим друг от друга. Нам нужно единство. Хорошо бы знак, символ. То, что чувствую я, чувствуете и вы.

Он поднес лезвие к ладони, но Жозефина его остановила.

— Нет, — сказала она, — это сделаю я. Для всех. Я капитан.

Она забрала у него нож, крепко взяла его за руку и твердо провела лезвием по подушечке ладони под большим пальцем. Он вздрогнул, но не отдернул руку и не отвел глаз.

— Хорошо, — сказала она. — Ты будешь это чувствовать. Но кровь на таком холоде скоро остановится, а соль не даст ране воспалиться. Кто следующий?