Шрифт:
Свят хорошо запомнил это новое слово. Потом его отвели в другой кабинет, с большим деревом, растущим в кадке у окна, и женщина-врач в толстых очках долго разговаривала с ним. Дерево, как уже потом, вспоминая все это, понял Свят, было фикусом, врач — психиатром.
Она спрашивала его, помнит ли он маму и папу, и Свят сказал, что не помнит, закусив губу. А помнит ли он какую-нибудь комнату, какой-нибудь дом? Нет. А собаку, кошку?
И так далее. Мало-помалу Свят понял, что женщина-врач настораживается, подозревая его во лжи, и что на самом деле он должен помнить из своей жизни хоть что-то.
Тогда Свят описал кошку, ту самую, которая жила у них в доме и пропала. Врач стала расспрашивать, где сидела кошка, что она ела, но хитрый Свят этого не помнил, что было на самом деле правдой: он забыл, что ела кошка.
— Хорошо. Кошку ты помнишь. А человека? Какого-то человека, любого, ты помнишь? — спросила женщина-врач.
Свят понял, что должен все же рассказать о каком-нибудь человеке и стал описывать дядю Бобу. Был у них в поселке такой дядя Боба, которого все любили. Он часто приходил в гости к ним в дом, сидел за столом и ел. Даже кошка любила дядю Бобу: она всегда прыгала к нему на колени и сворачивалась в клубочек под его большим животом, что был обтянут полосатым вязаным свитером.
— Дядя Боба был лысым? — спросила женщина-врач.
— Нет, — сказал Свят. — Дядя Боба был рыжим.
— Хорошо. А была у дяди Бобы борода?
И так далее. Свят хорошо помнил дядю Бобу, который, в отличие от других взрослых, которые всегда разговаривали только между собой, находил всякие добрые слова и для него. Теперь он чувствовал, что стоит на верном пути: врачу нравилось, что он помнит хотя бы дядю Бобу, и Свят уже совсем разошелся, описывая его полосатый свитер, его крупную рыжую голову…
Вряд ли доктора пришли какому-то определенному заключению, думал впоследствии Свят. Главное, они представить себе не могли, что такой маленький мальчик может лгать, да и зачем ему это?
Его перевели за город, в детский дом, там ему и дали новое имя, которое узаконили сначала в детдомовских ведомостях, затем — в отделе регистрации города. Его крестным отцом-нарекателем стал случайный человек — завхоз. Сестра-хозяйка спросила, когда надо было записать, на кого выписана подушка и постельное белье:
— Только вот, как его записать?
— Что ж тут думать? — сказал завхоз. — Пусть будет его фамилия Непомнящий. Хорошая фамилия и довольно-таки распространенная. А звать его будем…
Он внимательно посмотрел на Ивана.
— Мальчик белобрысый, голубоглазый. Явно русский. Пусть будет Святославом.
Так и появился на свете Святослав Непомнящий, сокращенно — Свят. Так он и стал теперь жить — Святом.
Многие дети имели родственников или даже родителей, но почему-то содержались в этом сиротском приюте, как и те, кто был совершенно один. Посетители приходили по воскресеньям, часто забирали детей с собой, и Свят оставался с бесхозными мальчишками и девчонками в пустом доме, где в выходные дни пахло хлоркой, а в широких коридорах было слышно эхо, и окна отражались в чистом полу, как в зеркале… Однажды пришли и к нему.
Когда нянечка сказала Святу, что во дворе его ждут, он не поверил своим ушам. Почему эти люди опять нашли его — с другим именем, в другом городе?
В голове немедленно сложился план очередного побега. Можно оттолкнуть нянечку и выскочить через окно. Но как он справится с нею, такой толстой? Женщина крепко держала его за руку, тянула:
— Идем! Тебя уже ждут!
Свят тащился по коридору, порой скользя сандалиями по натертому паркету. Как и тогда, нестерпимо захотелось в туалет…
Нет, страх не оправдался. Это была всего лишь старушка, та самая, что беспокоилась о нем на вокзале. Ее звали Анна Ивановна, и была она не такой уж старой: в том году ей исполнилось пятьдесят три, точно, как Святу сейчас.
Разыскать потерявшегося на вокзале малыша было не сложно, и вот она пришла навестить его. Недели через две Анна Ивановна пришла снова, затем стала приходить каждое воскресенье, а в начале лета, когда кончились занятия, и вовсе забрала его домой, оформив опекунство.
Так, у Анны Ивановны прожил он несколько лет, закончил школу, ушел в армию и вернулся. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом Анна Ивановна умерла, Свят унаследовал ее квартиру.
Он уже давно не вздрагивал, если кто-то произносил его настоящее имя, звал, скажем, на улице какого-то Ивана. Жизнь заставила его забыть о страшных событиях детства, да и не было рядом никого, кто знал об этом и мог бы напомнить ему.
Наверное, по этой причине и не обрел он настоящих друзей. Друг — это тот, кому доверяют тайны. У Свята же была тайна, которую он не мог доверить никому. Безмерным, космическим было его одиночество.