Доррансу позвонили, и он снял трубку в библиотеке. Ноэль налил себе ещё выпить и сидел, вертя в руках бокал, обдумывая, как бы так преподнести Лумису эту новую информацию, чтобы совсем его не расстроить.

— Это Эрик и Алана, — сказал Дорранс, вернувшись через несколько минут. — Оба передают вам привет.

— Оба? Не ожидал, — ответил Ноэль. — Мне казалось, Эрик меня недолюбливает.

— Иногда он выказывает свое расположение очень странным образом, — заметил Дорранс. — Если вы закончили, я могу отвезти вас обратно в бар.

Они не обменялись больше ни словом до тех пор, пока Ноэль не выбрался из шикарного, звуконепроницаемого темно-серого «бентли» перед «Хваткой» на Вест-стрит.

На следующий вечер после визита в дом Рэдферна у Ноэля был выходной. Его восьмичасовая смена в «Хватке» начиналась только в три часа дня, и до тех пор он был совершенно свободен.

Эта неожиданная свобода, пришедшая на смену трём месяцам лихорадочной работы, привела его в чрезвычайно беспокойное состояние. Нужно поработать над диссертацией или поехать в город и заняться дальнейшими исследованиями голубой жизни. Он так ни разу и не был в банях или тёмной комнате клуба, а его знакомство с барами ограничивалось несколькими заведениями в Виллэдж. Но сегодня ему хотелось чего-то другого.

Слова Пола, сказанные в последний день занятий, то и дело всплывали у него в голове. Внезапно он обнаружил, что ему не всё равно, что ему очень даже не всё равно. Но, по крайней мере, следующие три месяца ему не придется беспокоиться о том, что там пишут о нём студенты на стенах уборной. Даже следующие восемь, если только Бойл не передумает.

Может, Бойл и прав. Гляньте на Миреллу Трент: вела в этом семестре всего один курс, да и тот — семинар для аспирантов, большинство из которых занимаются полевыми исследованиями, и читала лекции в разных университетах. Мирелла неплохо устроилась.

Ещё час он потратил на душ и, вытираясь, убеждал себя, что это глупо — вот так провести свой выходной, первый вечер за многие месяцы, когда ему не нужно быть в «Хватке», у Эрика или писать диссертацию.

— Да что со мной сегодня такое? — спросил он у своего отражения в зеркале. — Я взволнован. Эмоционально возбужден. И совершенно без всякого повода. Без малейшего.

Стоило ему произнести эти слова, как он понял, что это неправда. Ему хотелось секса. Только и всего. Если за те недели, что он проработал в гей-баре, ничего больше и не изменилось, то уж привычку быть с собой честным в таких вопросах он точно приобрел. И как только Ноэль принял эту мысль, он тут же почувствовал себя лучше.

Он решил поужинать в центре, на Ист-Сайде — в одном хорошо известном баре, куда в основном приходили одиночки. Еду там подавали средненькую, зато там собирались молодые и образованные люди обоих полов, которые точно так же, как и он сам сегодня вечером, были готовы признать, что ищут обычного секса без всяких обязательств.

Слова батлеровской песенки с новой силой зазвучали у него в голове, пока он брился, так хорошо они подходили к его ситуации. Одеваясь, он напевал ёё, подставляя новые слова и пропуская те, которые не мог вспомнить.

Он поймал такси до Мэдисон-авеню. В отглаженных брюках, спортивном пиджаке и рубашке с расстегнутым воротником он чувствовал себя странно. Этот наряд казался слишком элегантным, слишком официальным по сравнению с ненавязчивыми и облегающими тело джинсами, футболками и батниками, которые он носил в последнее время.

Ресторанчик оказался забит до отказа, и Ноэлю пришлось полчаса ждать в баре, прежде чем надменный официант соблаговолил проводить его к крошечному столику в углу. К этому времени Ноэль уже успел заказать вторую порцию водки с мартини и осмотреться.

Женщины здесь были, но больше компаниями по двоё-троё или вместе с мужчинами. Некоторые замечали, что он на них смотрит: работа в «Хватке» научила Ноэля, как должен выглядеть по-настоящему заинтересованный и приглашающий взгляд, и срабатывал он с любым полом. Но безвкусно одетая подруга и салат со шпинатом и ветчиной, казалось, интересовали изящную блондинку с личиком кинозвезды и аккуратным телом куда больше, чем Ноэль. То же самое можно было сказать и о знойной длинноногой брюнетке, сидевшей лицом к нему. Каждый её жест как будто говорил: «Смотри, сколько хочешь, но трогать — не смей».

Дважды, пока Ноэль ел, он вставал со своего места и самой длинной дорогой отправлялся в уборную, где изучал псведоинтеллектуальную настенную графику до тех пор, пока, по его мнению, не наступало время выходить. Оба раза он обнаруживал в зале новую женщину, которую можно было бы пригласить, если бы в ней было чуть больше очарования, чуть больше соблазнительности. Оба раза он возвращался за свой столик в углу один.

Часы показали одиннадцать. Ну разумеется, часть этих женщин была в курсе, что за репутация у этого места — наверняка одна из них тоже ищет кого-то на ночь! Но единственный раз, когда мимо него сначала в одну, а потом в обратную сторону прошла довольно привлекательная рыжеватая блондинка в кудряшках, он смог только неискренне пробормотать: «Привет!» — и отвернуться к окну.