Инженером Рожицын был дельным, на дружбу не напрашивался, врагов, насколько я знал, не имел; его участок, как правило, выполнял план по всем показателям. Словом, у меня не было оснований для какого-либо недовольства. До сих пор не было.

Но вот уже два дня, как меня занимал вопрос: почему, каким образом западный участок, который возглавлял Рожицын, выполнил вчерашний и позавчерашний план по бетонированию примерно на три четверти, в то время как восточный — едва на четверть? Ведь и западный и восточный участки получали соответственно урезанные нормы бетона. Почему же Рожицын шел впереди? Где он брал бетон? Предполо-жить, что Рожицын, пользуясь какой-то особенной дружбой на бетонном заводе, получает бетона больше, чем тот в состоянии произвести, будучи на голодном цементном пайке, — предположить это было просто бессмысленно. Но тогда что же, что же?

Ответ пришел совершенно неожиданно. Один из рабочих пожаловался на неправильный расчет зарплаты. Я проверил наряды на выемку породы за истекшие сутки и, между прочим, увидел, что на западном участке было вынуто сто десять кубических метров.

У нас, естественно, не велось никаких протоколов утренних планерок. Но я отчетливо помнил, как на прошлой планерке Рожицын заявил, что на его участке вынуто семьдесят, а не сто десять кубометров породы — семьдесят, а не сто десять!

Я вспомнил, что, проводя планерку, автоматически записывал некоторые цифры на листке бумаги. Теперь я нашел этот листок. Среди других цифр я увидел и число «70». Конечно, я был прав! Но в чем же было дело? Почему Рожицын тогда преуменьшил результаты работы своего участка? Не преувеличил, а именно преуменьшил?

Я никому ничего не сказал о своих недоумениях, но твердо решил выяснить, в чем же тут дело.

Планерка началась, как обычно, с сообщения диспетчера. Но я почти не слушал его. Я и так знал, что сутки прошли плохо, мы не выполнили плана, и причина была не только в бетоне, но и вообще в неблагоприятном стечении обстоятельств. Я ждал, когда заговорит Рожицын, только он интересовал меня сейчас.

Леонид Викторович сидел на скамье у стены со своей неизменной книжечкой в руках. Он расстегнул, но не снял полушубок, и распахнутые отвороты его обнаружили многоцветный, широким узлом завязанный галстук, из тех самых дорогих, но безвкусных галстуков, которые еще часто продаются у нас. В ответ на мое «говорите» он раскрыл свою книжечку и спокойно объявил:

— Сто два процента. Я был изумлен.

— Какие сто два? Что вы имеете в виду — бетонирование? Выемку породы?

Рожицын снова медленно полистал свою книжечку и невозмутимо ответил:

— Я имею в виду средний процент. А раздельно данные будут такие: по выемке — сто пять процентов, ну а по бетонированию немного недобрал — процентов девяносто шесть будет. Причины ясные.

Я был просто огорошен этим заявлением.

— Вы хотите сказать, — обратился я к Рожицы-ну, — что сумели выполнить или почти выполнить план по бетонированию за истекшие сутки?

На этот раз Леонид Викторович не раскрыл свою книжечку. Он просто погладил ее потрепанную клеенчатую обложку и тихо сказал:

— Я говорю, что план по бетонированию выполняю. До сих пор выполнял… Дальше пойдет, конечно, хуже. Причины ясные…

Он явно уходил от прямого ответа.

— Послушайте, Леонид Викторович, — заметил Орлов, — ведь каждому из сидящих здесь ясно, что план по бетонированию вы выполнить не могли. Давайте, если уж на то пошло, пойдем сейчас все вместе на участок, проверим укладку бетона за сутки и увидим…

— Я говорю о декадном плане, — с необычной для него торопливостью прервал его Рожицын. — Я имею в виду декадный план, включая истекшие сутки. В конце концов для строительства безразлично, как распределяется выполнение плана внутри декады.

Вот! Теперь я все понял!

— Послушайте, — поспешно и даже с затаенной радостью спросил я, — а если проверить план выемки породы за сутки? Только за сутки? А?

Рожицын молча пожал плечами, раскрыл свою книжечку и сделал в ней какую-то отметку.

— Вы обманываете нас, товарищ Рожицын, — сказал я. — Четыре дня назад вы сообщили, что вынули семьдесят кубометров породы. На самом деле вы вынули сто десять. Сорок процентов вы решили «зажать». А потом «распределить» их на те дни, когда не сможете выполнить план. Сохранить премиальные и прочее. Так? Теперь я понимаю вас. Вы создавали себе искусственный резерв на те дни, когда вам не удастся выполнить план. То же и с бетонированием. Я прав?

Рожицын продолжал что-то писать в своей книжечке, и это начинало меня раздражать.

— Может быть, вы перестанете писать, пока мы разговариваем? — стараясь говорить сдержанно, сказал я.

— Извините. — Рожицын закрыл свою книжечку. — Я просто хотел подсчитать, как выглядел бы участок и, следовательно, все строительство, если бы я был, скажем, бухгалтером, а не… — он замялся, подыскивая слово, — а не политиком в некотором отношении.

Внезапно я потерял всякий контроль над собой.

— Политиком?! — закричал я. — Вы называете политикой это явное очковтирательство?