Лицо Григория сияло. Я еще никогда не видел его таким счастливым. Мне стало легко на душе, как бывает всегда, когда кто-то рядом с тобой счастлив.

— Ну, поздравляю тебя, друг! — сказал я от всего сердца. — Немного грустно мне, что останусь один, ну да ничего не попишешь! Как говорится — закон природы.

— Да что ты, Андрей! — воскликнул Григорий. — О чем ты говоришь?! Во-первых, до того, что ты имеешь в виду, еще далеко. А во-вторых, разве Ирина такой человек, чтобы заставить меня бросить товарища? Да она сама не может жить без людей!

Григорий прикрыл глаза и улыбнулся. Это была самая блаженнейшая из всех виденных мною улыбок.

— А знаешь что? — внезапно сказал Григорий. — Ты все-таки не умеешь разгадывать людей. Парень ты неглупый, а вот этого не умеешь. Ну вот теперь, теперь скажи мне: почему ты так плохо встретил Ирину? Почему был резок, даже груб?

— Я был неправ, Григорий, — ответил я. — Характер.

— А я всегда пытался защитить тебя в разговорах с ней, — продолжал Григорий, — говорил, что ты удручен неудачами на стройке. А впрочем, может быть, это даже к лучшему, что все так получилось.

— Что к лучшему?

— Ну, что ты ее так встретил. Ведь могло все быть иначе. Ей мог понравиться ты, а не я!

Я от души рассмеялся.

— Это было бы невозможно, Гриша. Волошина меня невзлюбила с первого взгляда. Мы совершенно разные люди!

— Ах, что ты, Андрей! Ты еще не знаешь, что это за девушка! Мне скоро тридцать, а я еще никогда не встречал похожей на нее. Мне даже страшно подумать сейчас, что мы могли бы не встретиться! Она человек! Ну понимаешь — человек! Такая никогда не обманет, не предаст, не бросит в трудную минуту.

«Не обманет, не предаст, не бросит в трудную минуту», — повторил я про себя.

— Что же, — сказал я вслух, — твое счастье, Григорий.

— Можно к вам?

Этот голос раздался за моей спиной. В дверях стояла Ирина Волошина. Наступило неловкое молчание.

— Я была у вас, Гриша, — сказала Ирина; и я отметил, что она зовет его просто по имени, а не по имени-отчеству, как в прошлый раз, — но не застала/ Вот я принесла проект письма. Почитаем? — И Волошина, вытащив из кармана полушубка свернутую трубкой и перевязанную ниткой бумагу, положила ее на стол.

«Проект письма? — подумал я. — Но ведь я не просил ее писать проект! Это моя обязанность».

Мы с Григорием стояли не двигаясь и глядели на эту свернутую трубкой бумагу. Потом я посмотрел на Григория. Он так волновался, что это было заметно даже со стороны. Внезапный приход Волошиной в тот самый момент, когда он с такой страстью говорил о ней, видимо окончательно вывел Григория из равновесия.

— П-почитайте пока с Арефьевым, — невнятно пробормотал он и, добавив: — Я скоро приду, — вышел, почти выбежал из комнаты.

Ирина недоуменно посмотрела ему вслед. Я еле удержался от улыбки и сказал:

— Не волнуйтесь, он наверняка скоро вернется. Снимайте-ка полушубок.

Она пожала плечами и молча сняла полушубок. Я тем временем развязал нитку, разгладил листки бумаги и начал читать. Это был набросок письма в «Центропроект».

Я медленно и внимательно прочел сделанное Волошиной описание наших пород: их крепости, устойчивости, трещиноватости. Все было написано точно, сжато и технически верно. После такого вступления мне будет нетрудно дописать мотивированное предложение о штанговом креплении.

— Здорово! — воскликнул я. — Сами писали? Должно быть, Волошиной показалось, что я снова иронизирую, и она строго посмотрела на меня. Но, видимо, тут же поняла, что я задал свой вопрос без всякой задней мысли.

— Писала сама, но потом дала прочесть Евгению Артемьевичу.

— Кому?

— Профессору Горчакову. Вы однажды встретились с ним. Он сделал кое-какие поправки. Годится?

— Просто здорово! — повторил я. — Точно, сжато и убедительно. Сиди я в аппарате «Центро-проекта»…

— Я бы не хотела, чтобы вы сидели в каком-нибудь аппарате, — прервала меня Волошина.

— Это почему же?

— Из вас быстро получился бы бюрократ. Есть задатки.

Она сказала это без злобы — так, шутя, я сразу почувствовал это.

— Не надо сердиться на меня. Даже в шутку, — сказал я. — Мне сейчас хочется поблагодарить вас. От всей души. Сначала ваши анализы, теперь это письмо. Все это так кстати! Словом, спасибо. И желаю вам счастья! — Я протянул ей руку и произнес многозначительно: — Во всем.

Я заметил, что она вдруг покраснела. «Попал в точку», — подумал я. Мне захотелось. сделать ей что-нибудь очень приятное — такое, чтобы она поняла наконец, что я искренне желаю ей счастья; что все те резкости, которые я позволял себе в прошлом, относились вовсе не к ней. И я сказал: