Шрифт:
Отгоняя от себя непристойные мысли, я все же обратил внимание, из какого номера вышла сексуальная кошечка. (Мы всегда прикрепляли к дверям таблички с именами.) Бэмфорд Ллеланд IV! Помощник президента и любящий отец троих детей.
Интересно, понравилось бы это миссис Ллеланд? Естественно, я не собирался никому ни о чем сообщать.
Подойдя к двери Фили, я постучал.
– Что? Кто?
– Это я. Можно войти?
Я пришел всего на пятнадцать минут раньше.
– Встретимся в офисе.
– Нет, мне нужно с вами поговорить.
– Я в душе.
Накануне я был у него в номере и запомнил, что душ находится рядом с дверью, а голос доносился явно из спальни. Он был в душе, как я в Кливленде.
– Что случилось? Почему вы не позволяете мне войти?
– Мне надо одеться.
– Ради всего святого, я видел вас в чем мать родила.
– Уходите, – сказал он. – Встретимся в офисе.
Не в моих правилах шпионить, однако я пристроился в глубине холла, чтобы видеть его дверь. Пока я там стоял, еще одна добровольная помощница выскользнула из другого номера, держа в руках туфли, и на цыпочках пошла по коридору. Не было никакой нужды идти на цыпочках, так как на полу лежал толстый ковер, – скорее всего, она подчинялась условному рефлексу, выработанному еще дома, когда она пробиралась мимо родительской спальни.
Едва она завернула за угол, я отправился посмотреть, чей это номер, и к своему ужасу обнаружил, что он принадлежит одному из самых высокопоставленных сотрудников Белого дома.
Возмутительно! Это бордель или предвыборная кампания?
Я снова стал ждать. Через десять минут дверь номера Фили отворилась, и я немедленно узнал девушку. Такую нельзя было не узнать. Я обратил на нее внимание еще в приемной. Вылитая Аннет О'Тул. Когда она скрылась в лифте, я бросился к номеру Фили и забарабанил в дверь. На сей раз дверь открылась.
– Вам должно быть стыдно! – прошипел я.
Фили сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь, однако я не купился на это.
– Приятно снова видеть вас на работе, Герб, – проговорил он утомленно.
– Прошу прощения! Прошу прощения за то, что затуманил ваш сексуальный горизонт! А мне-то казалось, что мы выбираем президента.
– Я работаю как зверь. И чего вы от меня хотите? Чтобы я спал с республиканками?
– Ваши внебрачные связи меня не касаются.
– Тогда о чем речь, Герб?
– А если она шпионка? Представьте только, что она работает на людей Буша.
– Нет, нет и нет. Она работала на нас в 1988 году.
– Когда училась в восьмом классе?
– Герб, уходите. – Он потуже завязал галстук. – Вы помните золотое правило? Не трахайся с кем работаешь. Но если уж начал… – Он подмигнул мне. – Если начал, то не останавливайся.
В самолете по пути домой я вызвал к себе Роба Дикинсона, координатора добровольных помощников Такера-Рейгелата, и приказал отныне привлекать к работе женщин старше сорока лет или мужчин.
– Больше никаких нимфеток.
И я не шутил.
Перемены были замечены незамедлительно, и я только и слышал, что зубовный скрежет и громкий стук стульев. Можно было подумать, будто я заставил всех надеть пояса целомудрия.
Популярности мне это не прибавило. Меня стали звать за глаза «Джонатаном Эдвардсом». [23] Фили сказал, что мое решение самым пагубным образом сказалось на моральном духе его сотрудников. Я же ответил, что, наверное, все же менее пагубным образом, чем плакат: юные помощники, ПРИХОДИТЕ ПОЧАЩЕ. ВЫ НАМ НУЖНЫ.
23
Религиозный деятель, сторонник кальвинизма
Книга шестая
Кризис
28
Трудное положение
Почти все дни провожу в помещении штаба, куда поступают оперативные сводки. Интересно, насколько здесь нездоровый воздух? Надо выяснить.
Из дневника. 9 октября 1992 годаСедьмого октября, в среду, в четыре часа пятьдесят четыре минуты утра меня разбудил телефон. Звонил дежурный офицер из штабной комнаты в Белом доме, который сообщил, что наша военно-морская база на Бермудах подверглась нападению и президент на шесть часов утра назначил совещание высшего руководства. Я пошарил рукой, отыскивая ортопедическую амуницию, которая фиксирует плечи в правильном положении. Если сломана ключица, приходится долго носить корсет. Но он оказался мокрым.
– Джоан, что случилось?
Она ответила, что корсет испачкался и пришлось его постирать.
– Почему же ты его не высушила?
Оказывается, Джоан боялась, как бы в сушилке эластичная ткань не расползлась.
Ничего не оставалось, как надеть мокрую «упряжь». Надо сказать, приятного в этом было мало.
Постаравшись согреться изнутри с помощью проглоченного второпях горячего кофе – да-да, у меня вошло в привычку пить по утрам кофе, – я кое-как собрался с силами. Вскоре послышался шум мотора, и автомобиль помчал меня в предрассветной тьме по направлению к Белому дому.