С первого дня брака она намеревалась использовать любую уловку для приобретения даже мимолетной и тайной власти над супругом. Например, как указывал Александр Дюма, согласно древнему русскому обычаю, молодая жена должна была представить доказательства своей невинности, но в данном случае это было невозможно, поскольку акта близости не получилось. По совету какой-то придворной дамы за доказательство невинности выдали кровь петуха, но в итоге Екатерина приобрела некое временное влияние на мужа. Даже в этом маленьком семейном эпизоде проявляется фактическое соперничество жены с мужем; она с самого начала повела борьбу на уничтожение Петра как монарха, используя всевозможные средства для доказательства его несостоятельности в управлении государством.

Уже в то время проявилась необычная склонность Екатерины к авантюрам. Она, например, порой вставала в три часа утра и в мужской одежде с одним только егерем отправлялась на охоту или рыбалку, выходя даже в открытое море на утлой лодочке. Екатерина подолгу скакала верхом, нередко забираясь в глубину лесной чащи и не страшась одиночества, – этой страстной натуре нужны были потрясения и периодические разрядки. «В это время также у меня в кармане постоянно бывала книга, которую я принималась читать, как скоро была одна», – указывала она позже. Зажатая в тисках политики, придавленная безликостью Петра, она жила, продолжая готовить себя к миссии, как Цезарь во время десятилетней Галльской войны перед переходом Рубикона.

В сложившихся обстоятельствах она должна была искать союзников и приверженцев, людей, которые сделают ставки на нее, а не на Петра. Великая княгиня и сама по себе притягивала сильных политиков, которые с ужасом взирали на продолжающиеся полубезумные военные игры Петра с лакеями и придворными. Поэтому неудивительно, что наиболее приближенные к верховной власти Кирилл Разумовский и Иван Шувалов сами предложили Екатерине свои услуги. Даже канцлер Алексей Бестужев, в свое время проявивший так мало радости относительно выбоpa Елизаветой Ангальт-Цербстской принцессы Софии, после аккуратных и ненавязчивых сигналов Екатерины пошел на сближение с ней. Один из наиболее влиятельных русских политиков того периода еще при жизни Елизаветы увидел в молодой княгине прочный внутренний стержень – то, что может стать опорой беснующейся во внутренних противоречиях России. Не решился он признаться в контактах с Екатериной и после неожиданного ареста – кто-то из конкурентов этого высокопоставленного чиновника оклеветал его перед стареющей и становящейся боязливой императрицей в надежде возвыситься самому. Ситуация, ставшая типичной в жизни монархий, едва не погубила Екатерину, заставив ее трепетать от мысли, что слишком откровенная для частного лица переписка с канцлером попадет в руки императрицы. Это была бы верная гибель. Однако внешне душевный стресс был почти незаметен: психологически она уже была готова ко всему и оставалась удивительно холодной в общении с окружающими. Она умела сохранять свои мысли во льду неприступности, демонстрируя удивительную легкость управления своими чувствами и ощущениями – качество, присущее наиболее развитым женским натурам.

Хотя после падения Бестужева положение великой княгини стало двусмысленным и временами казалось, что ее судьба висит на волоске, молодая женщина не потеряла присутствия духа, а ее на редкость изворотливый ум яростно и лихорадочно вынашивал планы изменения сложившейся ситуации. Действительно, она не стала бы известной исторической личностью, если бы не использовала многие критические ситуации для еще большего возвышения. Так было и на этот раз: когда ее мольбы получить аудиенцию у императрицы не увенчались успехом, она решилась на рискованное театрализованное представление. Екатерина демонстративно слегла, якобы сломленная серьезным душевным недугом, а через некоторое время ночью инсценировала приступ и пожелала исповедоваться. Расчет был верен, потому что императрица была прекрасно осведомлена о глупости и бездарности Петра, и, конечно же, имела виды на Екатерину как на опору слабого наследника. О состоянии великой княгини тут же было доложено императрице, которая назначила свидание уже на следующий день. Во время этой аудиенции Екатерина разыграла еще более животрепещущий спектакль: упав к ногам владычицы, она умоляла о том, чего больше всего боялась, – чтобы ее отпустили с миром на родину. Елизавета пресекла эту попытку, фактически восстановив права, а заодно и перспективы великой княгини.

Однако ее положение после воцарения Петра III стало еще более двусмысленным и даже отчаянным. Новый император не просто игнорировал свою супругу, а выказывал вопиющее презрение – настолько открытое, что это тотчас было замечено дипломатами и передано в европейские дворы. Среди прочего, Петр стал на путь реализации своей давней навязчивой идеи, заключавшейся в устранении Екатерины и женитьбе на фрейлине Елизавете Воронцовой. С каждым днем напряжение нарастало, и угроза для Екатерины становилась все более явственной.

Екатерина стала активнее, и вся ее деятельность начала приобретать четкие контуры. Теперь она совершенно осознанно через близких ей людей, и в том числе используя возможности своих любовников, начала готовить военную машину для свержения своего потерявшего осторожность супруга. В подготовке переворота нельзя переоценить роль братьев Орловых, с одним из которых Екатерина состояла в любовной связи. Благодаря Орловым она могла рассчитывать на поддержку гвардейцев в самый ключевой момент политического действа. Екатерина в это напряженное время активно эксплуатировала все имеющиеся возможности и, будучи тонким знатоком человеческой натуры, делала ставки одновременно и на политическую заинтересованность иностранных держав, и на инстинкты и самые низменные желания людей. Она занимала большие суммы у иностранцев (например у англичан, благодаря развитию доверительных отношений с послом Англии в России Уильямсом) для подкупа солдат и офицеров. Раздавая им деньги от имени Екатерины, братья Орловы вызывали расположение к супруге воцарившегося внука Петра Великого у коллег и подчиненных, раздраженных непомерной муштрой на прусский манер – глупостью, которой, как неизлечимой болезнью, страдал Петр III.

Среди прочего она усиленно работала над формированием общественного мнения. Согласно воспоминаниям княгини Дашковой, после ряда происшествий и оскорблений Екатерины со стороны императора любовь и сочувствие к ней заметно возросли, тогда как Петр все «глубже и глубже падал в общественном мнении». Нет никаких сомнений в том, что с момента осознания Екатериной грозящей ей опасности она приступила к реализации плана захвата власти. Теперь уже не столько ради самой власти, сколько ради спасения своего положения. В действие вступил закон самосохранения.

К ключевому моменту – решению Петра устранить свою супругу – она уже контролировала ситуацию и держала в своих руках все нити, ведущие к заветной цели. Нужен был только подходящий момент, чтобы взять власть…

В чем, однако, причина такой строгой и последовательной мотивации Екатерины Второй к знаковым преобразованиям и власти вообще? В действительности ее жажда властвования, как и у большинства других властвующих женщин, проистекала из самозащиты, и даже имея план переворота и захвата власти, Екатерина, возможно, никогда не решилась бы на его исполнение при отсутствии прямой угрозы для жизни. Но были и другие причины мотивации, резко отличавшие ее от всех окружающих. Она определенно жаждала оставить о себе память – в этом причина многих действий императрицы: в демонстрации заботы о народе, формировании общественного мнения о себе в Европе, в проведении военных кампаний, посвященных расширению территории России. Как всякое живое существо, она боролась за расширение собственного влияния в среде обитания – ровно настолько, насколько ей хватало понимания имеющихся угроз и преимуществ от их нейтрализации. За долгие годы, посвященные банальной борьбе за выживание, а затем укреплению своего почти всегда шаткого положения, она научилась обитать в напряженном состоянии экстремальных условий, невольно приобретя множество мужских качеств. Ведь, будучи женщиной, она была вынуждена бороться преимущественно с мужчинами во времена расцвета патриархата. После своей оглушительной победы и неожиданного воцарения она уже не могла в дальнейшем отказаться от применения проверенного арсенала средств для распространения своей власти. Это стало логичным продолжением отработанной в течение многих лет стратегии, основанной на привычке бороться и достигать результата. Дальнейшая борьба, уже на новом уровне, подстегивалась не раз испытанным восторгом от наполненного пламенным азартом процесса достижения своих целей. Все вокруг Екатерины было окутано непостижимым духом непрерывно продолжающейся авантюры. «Кто когда сидит на коне, тогда сойдет ли с оного, чтоб держаться за хвост», – заметила императрица в письме к своему фавориту Григорию Потемкину, раскрыв вместе с тем особенности собственного положения и определяемого им поведения. Вся последующая идеология Екатерины после прихода к власти коротко уложилась бы в тезис: «Изменение мира для себя». И она продолжала изменять мир, не стесняясь использовать ВСЁ и ВСЕХ вокруг себя. Так, она постепенно, по мере поступательного роста своего влияния, снимала с себя маски, одну за другой, пока наконец не обнажила свое истинное лицо. Пленяющее откровенностью лицо человека, напрочь лишенное гримас, чистый лик женщины, не опасающейся своих желаний и живущей в почти полном согласии с собственным «Я». Это было то, к чему она стремилась, хотя состояние абсолютного душевного спокойствия так и осталось вожделенной и недостижимой мечтой…